«Я не считаю, что пропаганда — это плохо». Чем занимаются военкоры

После начала военной операции на Украине вести с фронта приносят военные корреспонденты. Не все они говорят о проблемах в российской армии, а к тем, кто делает это, не всегда прислушиваются. Военкор Тимофей Ермаков рассказывает RTVI, какая задача стоит перед современными российскими военными корреспондентами и о том, как заставить руководство прислушиваться к проблемам военнослужащих.

Кто такие современные российские военкоры

Это солдаты информационной войны, люди, которые четко понимают, на чьей стороне они воюют. Я не устаю повторять, что сейчас у нас любой корреспондент должен быть военным, неважно, находится он на передовой или нет. Против нас развязана экзистенциальная война на уничтожение. И уж когнитивными средствами ведения ее наши враги обладают в гораздо большей степени, чем мы. Мы же ведем ее из последних сил. К сожалению, даже спустя два года активной фазы специальной военной операции это дошло не до всех.

Наш противник, конечно, может называть нас пропагандистами (хотя на самом деле это не совсем верно). Но я не считаю, что пропаганда — это нечто плохое. Если мы заглянем в словарь, то поймем, что она представляет собой распространение взглядов и воззрений. И коль скоро у нас наконец вырисовывается некая национальная идея и идеология, почему не доносить ее до людей?

При этом с пропагандой у наших врагов все в полнейшем порядке. Если бы вы видели, как встречают в аэропортах города Лос-Анджелеса, Нью-Йорка и остальных крупных городах Америки солдат, прибывающих из Сирии и Ирака! В какой-то момент выключается приветственная музыка, и люди начинают им аплодировать.

Население Америки пребывает в полной уверенности, что вооруженные силы США где-то на другом конце Земного шара защищают американскую безопасность и демократию. Почему мы должны думать иначе о наших солдатах?

Военкор может воевать не только словом, но и делом. Например, мой погибший товарищ Ростислав Журавлев принимал непосредственное участие в боевых действиях на Донбассе в 2014-м году. Если решение взять оружие исходит из соображений безопасности, то в чем проблема? Пресловутые правила журналистики, которые были писаны не нами и которые нам пытались втюхать в 90-е и нулевые годы специалисты, приехавшие из Соединенных Штатов Америки, сами они никогда в жизни не соблюдали. Посмотрите, как освещаются события политической жизни России на Западе в последние 20 лет и увидите, что ни о какой объективности тут речь не идет.

В своей работе помимо информационного сопровождения я вижу еще и возможность помочь военным в выполнении этих задач. У меня есть аудитория, которая мне доверяет. Ко мне обращаются ребята, мои друзья, некоторые из которых были мне знакомы еще по гражданке, а сейчас стали военнослужащими — кто был мобилизован, кто ушел по контракту. Со многими мы познакомились в процессе производства моих репортажей.

Когда нужно, я могу подсветить какие-то их проблемы, чтобы они начали решаться. Те же беспилотники неравнодушные граждане начали массово посылать на фронт именно после подобных призывов. Есть мнение, что встреча военкоров с президентом определенным образом сподвигла руководство страны к абсолютно необходимой мобилизации. Так что если вкратце, двумя словами описать работу военкора — это посильная помощь нашей армии.

Как к вопросу военной пропаганды подходят на Украине

Это машина по производству ненависти, причем, что называется, в геббельсовском изводе. Полное расчеловечивание русских как нации, очернение нашего государства. Они называют нас орками, представляют эдакими безумными и бездушными, максимально жестокими существами, которые сломя голову ломятся куда-то с непонятными целями просто потому, что руководство нашей страны, по их мнению, сошло с ума. Украинцы же у них — это такие несчастные эльфы, попавшие под каток истории.

Все это не особо действует на солдат, которые находятся на поле боя и все видят своими глазами. Зато это оказывает значительное влияние на разум мирного населения. Загляните в украинские военные сводки, где говорится, скажем, о том что снаряды ВСУ попали в белгородскую больницу или в центр города, из-за чего погибли дети. Они написаны языком, пропитанным ненавистью, это настоящее людоедство. Все эти марки со взорванным Крымским мостом, печенье в форме убитых «москальских» солдат…

При этом я трезво оцениваю ситуацию. У нас в медиапространстве тоже есть люди, которые пытаются заниматься расчеловечиванием украинцев. Я считаю, что это категорически неправильно. Но, слава богу, я не вижу в России такой повальной тенденции. Там же это поставлено буквально на службу государства. Загляните на сайт информационного агентства УНИАН и в любые украинские телеграм-каналы — то, что там творится, сложно описать цензурными словами.

Добросовестно уверовав в собственную ложь, украинские СМИ продолжают врать, перекручивая факты до безумия. Один тезис о том, что якобы Донецкая народная республика сама себя обстреливала, чего стоит!

Так работает наша психика. Мы гораздо охотнее верим в какие-то невероятные вещи, чем будем разбираться и сопоставлять факты, косвенные признаки, после чего доберемся до весьма неприятной, очень серой и невзрачной правды, которая на самом деле скрывается за теми или иными действиями. На этом они мастерски играют.

Понимают ли россияне озвученные Путиным цели и задачи военной операции: демилитаризация и денацификация Украины

Слова — это всегда интересно. Украинцы, если помните, в начале спецоперации отлавливали людей и заставляли их говорить украинское слово «паляница» (так называется один из сортов местного хлеба), которое русскому произнести сложно. Россияне же придумали заставлять их говорить слово «Сыктывкар», которое в свое очередь сложно произнести украинцу.

Термины и вообще слова играют роль, только когда за ними что-то стоит. Голословные утверждения не работают. Мы грешили этим, но все-таки в какой-то момент вроде перестали сорить такими словами, как «центры принятия решения» и «красные линии». Мы отказались от заклинаний, за которыми не следуют решительные действия, подтверждающие их.

Что касается озвученных целей военной операции, то демилитаризацию мы видим воочию. На днях появилось первое визуальное подтверждение демилитаризованного американского танка М1 Abrams. До этого мы наблюдали горящие немецкие танки Leopard и беспилотники Bayraktar, которые перестали летать из-за российских средств ПВО. Пожалуйста, вот вам демилитаризация — с уничтожением вражеской техники у нас все в порядке.

И речь идет не о всех украинцах — там очень много наших людей, которые сидят и из-под коряги не высовываются (и правильно делают). Сейчас в их задачи входит не заявлять о собственной позиции во весь рост, а не очутиться в подвалах СБУ и дождаться прихода российской армии.

Это прозвучит странно, но укронацисты сами делают все возможное для убеждения наибольшего числа граждан России в том, что они действительно, собственно, нацисты и хотят, прежде всего, нашего физического уничтожения как нации. Удары по мирным городам Белгородщины, Брянщины, Курской области, ЛНР и ДНР как ничто другое способствуют этому пониманию. Буквально на прошлых двух неделях по нашей стране прокатилась волна терактов с количеством жертв больше 20 человек каждый.

Я уже не беру те же сводки СЦКК, которые выкладываются по ДНР и ЛНР, — там каждый день гибнет мирное население. В Донецке недавно целую улицу, состоящую из частных домов, снесли залпами реактивной артиллерии. Так что наших людей, я так подозреваю, уже особо и не надо в чем-то убеждать. Они и так все это видят и делают соответствующие выводы.

Да, наверно у простых людей не отлетает от языка определение нацизма и фашизма, например, по Димитрову, коим является открытая террористическая диктатура наиболее шовинистических кругов финансового капитала. Но самое главное, чтобы они внутри себя были согласны с действиями российской армии в отношении того, что происходит в соседней стране и исходит от ее государственной власти, которой, в свою очередь, навязано с Запада. Главное, чтобы они понимали, что это пора прекращать. Так что, я думаю, что наши люди сейчас весьма конкретно осознают, с чем мы боремся.

Почему соцопросы показывают рост доли граждан, желающих мира

Нормальный человек не хочет войны. Только больной человек желает, чтобы гибли наши люди, чтобы мы жили в состоянии вечной мобилизации — и тут я имею в виду не только физическую, но и эмоциональную. Однако желая прекращения боевых действий, сограждане прежде всего хотят, чтобы побыстрее наступила победа. Она в первую очередь представляет собой капитуляцию киевского режима, полную и безоговорочную, на наших условиях.

Разгром украинской армии неминуем. Это, как показала практика, одно из основополагающих оснований, на котором будет строиться наша победа. Без приведения ВСУ в абсолютно небоеспособное состояние нам свои условия диктовать достаточно странно — мы уже попытались сделать это в Стамбуле, в результате чего, как говорил президент, нас банально кинули. Я очень надеюсь, что такого Россия больше допускать не будет. В то же время образ победы, конечно, простирается далеко за пределы Украины. В 2022-м году президент говорил, что НАТО должно отвести свои войска на границы 1997 года, и это нас устроит.

Но после этого неактивная фаза противостояния неизбежно продолжится — возможно, как новая итерация холодной войны, возможно, ее назовут как-то по-другому. Всем в мире придется искать какой-то новый консенсус по безопасности, как это было когда-то в Тегеране или в Ялте. За рубежом есть часть элит, которые понимают, что столкновение ядерных держав на поле боя ни к чему хорошему человечество не приведет. Они тоже задают себе вопросы о том, зачем было доводить ситуацию до того, что происходит сейчас. Надеюсь, что эти силы придут к власти и будут как-то более договороспособными и адекватными, чем нынешнее руководство самой богатой и влиятельной страны мира — США.

История подсказывает нам, что некогда мы могли договориться с самыми непримиримыми идеологическими противниками, как, например, в 1939-м году. Ведь тогда же тоже проводилась в определенном смысле специальная военная операция, только на территории Польши. Тогда советская дипломатия смогла совершить, на мой взгляд, подвиг.

При этом вступать в военное противостояние с Соединенными Штатами мы не хотим и этого никогда предлагали. В числе наших требований в первую очередь фигурирует наши независимость, суверенитет и безопасность. Мы не претендуем на влияние и военное присутствие в Прибалтике или Восточной Германии, хотя вывод войск оттуда, пожалуй, можно трактовать как серьезное военное преступление, ведь, не произойди это, мы бы сейчас общались совсем по-другому.

Мы не претендуем на сферы влияния США — но сейчас речь идет о наших. Поэтому сейчас в большей степени мы говорим о пространстве СНГ. Вот здесь действительно у нас есть свои интересы, которые входят в сферу нашей безопасности. Это Казахстан, Украина, Армения — регионы, которые непосредственно граничат с нами. В Западную Европу нам лезть совершенно незачем.

Что касается Восточной Европы, то она должна быть демилитаризована, и тут речь идет прежде всего о подлетном времени ракет. Так получилось во времена Карибского кризиса, в котором мой дед принимал горячее участие, высаживаясь на Кубу. Тогда американские ракеты должны были разместить в Турции. Мы на это отреагировали размещением советских ракет на Кубе прямо под носом американцев. И в итоге мы смогли найти определенный выход из сложившейся ситуации. США убрали ракеты из Турции, СССР — с Кубы и все стали жить дальше. Вот и сейчас, видимо, силовое подкрепление наших намерений необходимо. На Украине мы очень четко показываем, что настроены решительно.

Должны ли военкоры освещать существующие в армии проблемы

Если погружать население в теплую ванну самоуспокоения, то жидкость в ней очень скоро приобретет кроваво-красный оттенок. О проблемах говорить, безусловно, надо. Но необходимо вырабатывать тональность, правильный слог и стиль их освещения, чтобы не давать врагу пищу для давления на эти проблемные точки.

Обо всем говорить нельзя. Военкор Андрей «Мурз» Морозов, рассказывавший об этих проблемах, говорил, пожалуй, процентах о пяти из того, что он знал и видел. Но даже этого было достаточно для «подрыва пятой точки» некоторых телеведущих, после травли которыми и покончил с собой Мурз.

Безусловно, он бы прав во многом, хотя та тональность, в которой Андрей это подавал, мне не очень близка. Однако это был крик вопиющего в пустыне. И вместо того, чтобы общаться, целые стаи телеведущих на одном известном телеканале набрасывались на него. Почему было не пригласить его в студию и не обсудить проблемы, которые он поднимает? Возможно, он и не дошел бы тогда до рокового решения.

Путин же приглашал к себе военкоров, и те многое ему рассказали. Это были полезные встречи. Военкор Семен Пегов, на которого я тогда работал, рассказывал, что ему во время одной из них удалось сообщить главнокомандующему о том, что он до этого не знал. И тут, конечно, возникает вопрос: почему о каждой мелочи приходится докладывать Путину лично? Причем это касается не только фронта — президент, например, почему-то должен решать на Прямой линии проблемы с трубами пенсионерки из Сыктывкара.

Нужно уметь признавать ошибки, проблемы и немножечко пересмотреть такую вещь, как субординация докладов. Почему бы комиссии по СВО не заняться сбором такой информации с приглашением полевых специалистов, которые непосредственно в бою на себе переживают определенные трудности и знают их как никто другой? Не обойтись и без смены командного состава и определенных лиц, которые не соответствуют занимаемым должностям. Пока у нас не будет, повторю, ответственности за те или иные решения, сокрытие сведений, с мертвой точки вопрос, боюсь, не сдвинется.

Есть кнут и пряник, и кнута бы сейчас не мешало всыпать побольше. С 1991-го года нам внушалась идеология безответственности. Нам говорили, что можно делать все — убивать людей, захватывать предприятия, договориться с милицией, с прокуратурой, со всеми. Собственно, это и привело Украину, в том числе в ту точку, в которой она находится сейчас. Да, кто-нибудь может сказать, что всем этим нужно было заниматься раньше, но лучше поздно, чем никогда.

---

Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.