Китайский ИИ DeepSeek ворвался на западный рынок, китайские автомобили заполонили российский. Тем временем Си Цзиньпин внезапно проводит встречу с руководителями китайских технологических компаний и уговаривает их инвестировать в экономику КНР, а не других стран. Китаист Алексей Чигадаев рассказывает RTVI о том, зачем это понадобилось, как устроен национальный IT-рынок Китая и что китайским фирмам нужно от россиян.

Темная сторона китайского IT

Знаковым событием в истории китайского IT-сектора стал конфликт между государством и основателем Alibaba Джеком Ма в 2020 году. Эта ситуация напрямую связана с его публичной критикой экономической политики властей. По мнению предпринимателя, рыночные реформы продвигались недостаточно быстро и не в том направлении, которое ожидал бизнес. До пандемии COVID-19 казалось, что китайский рынок постепенно открывается, а законодательство либерализируется.

Ltyuan / Adobe Stock

Джек Ма развивал множество финансовых сервисов, включая платежную систему Alipay — мощный инструмент для денежных переводов и расчетов. Значительная часть транзакций в стране проходила через эти системы, минуя контроль центрального банка. Более того, эти платформы начали выдавать микрозаймы.

Возникла серьезная проблема: не было ясного понимания, как регулировать и контролировать этот сегмент. При этом все осознавали, что если система микрозаймов рухнет, возмущенные граждане пойдут с претензиями не к Джеку Ма или Alibaba, а к государству — и будут абсолютно правы. Ведь Компартия и государственный аппарат позиционируют себя как фундамент китайского общества, а значит, отвечают за все.

Таким образом, существовали и экономические, и политические риски. Неосторожная критика государства со стороны Джека Ма стала последней каплей. Предприниматель действительно попал в опалу, но, стоит отметить, без реального тюремного срока. Он не исчез бесследно, как это случается с некоторыми китайскими чиновниками: например, пару лет назад пропал министр обороны, а совсем недавно — министр, отвечающий за информатизацию, которого не видели уже несколько недель.

Непростые отношения Си Цзиньпина c технологическим бизнесом

Недавняя встреча Си Цзиньпина с лидерами китайского технологического бизнеса — не первое подобное мероприятие. В прошлом году примерно в это же время он уже встречался с американскими бизнесменами, а теперь настал черед диалога с руководителями крупнейших китайских компаний: Tencent, Alibaba, Xiaomi, DiDi, Huawei.

Главный посыл нынешней встречи можно разделить на три ключевых пункта. Во-первых, это сигнал о том, что частная экономика остается частью политического курса и будет последовательно реализовываться. По сути, Си Цзиньпин заверяет: «Не бойтесь, мы вас национализировать не будем. Развивайте свой бизнес дальше, государство вас пока не тронет».

Председатель КНР Си Цзиньпин
Пресс-служба президента России

Второе важное сообщение: частным технологическим компаниям обещают равный с государственными предприятиями доступ к рынку страны. Власти не будут препятствовать их участию в инфраструктурных проектах или получению финансирования от китайской банковской системы. Если частная компания захочет построить дата-центр или получить кредит, ей обещают обеспечить те же условия, что и госпредприятиям.

Третий, хотя и не озвученный официально, но весьма вероятный аспект касается инвестиций. Уже пятый год подряд китайские инвестиции уходят из страны. Проблема не только в том, что западные инвесторы снижают свою активность, но и в том, что сами китайцы — как богатые граждане, так и технологические компании — предпочитают инвестировать и хранить деньги за рубежом. Это «бегство капитала» заметно усилилось во время пандемии. Вероятно, Си Цзиньпин дал понять лидерам отрасли, что хотел бы видеть китайские деньги в китайских проектах: «Если иностранцы больше не инвестируют в нас активно, то хотя бы вы не убегайте». Однако есть сомнения в эффективности этих мер. Основная проблема заключается не столько в IT-секторе, сколько в поведении самих китайских граждан.

Внутреннее потребление не растет — китайцы не покупают товары и услуги в достаточном объеме, не пользуются многими сервисами, не путешествуют и предпочитают копить деньги. У них отсутствует уверенность в завтрашнем дне и нет такой социальной защиты, как, например, в европейских странах — Германии, Франции или скандинавских государствах.

Для решения этой проблемы необходимо сначала вкачать деньги в самих граждан, чтобы они начали активнее потреблять, пользоваться сервисами, путешествовать. Это, в свою очередь, запустит рост IT-компаний. Парадокс ситуации состоит в том, что Си Цзиньпин хочет, чтобы технологические компании росли, богатели и становились более конкурентоспособными, но при этом они и без государства справляются неплохо. Huawei, например, наверняка лучше знает, как управлять своим бизнесом.

Нынешняя «оттепель» скорее направлена на то, чтобы постараться не напугать китайские компании еще больше. Сейчас они опасаются сделать лишний шаг, понимая, что это может привести к серьезным последствиям.

Что представляет собой китайский IT-рынок изнутри

IT-сектор Китая — это сложная и многогранная структура. Чтобы понять, как он функционирует, разделим его на несколько областей: сектор услуг, программных решений, производства оборудования (серверы, системы хранения данных, мобильные телефоны, компьютеры) и сферу приложений с различными сервисами — доставка, платежи, поиск. Все эти направления тесно взаимосвязаны.

Его формируют несколько крупных игроков, создающих собственные экосистемы, в рамках которых развивается вся сервисная экономика. Два главных гиганта — Tencent и Alibaba. Их можно сравнить с российскими Mail.ru Group (VK) и Яндексом. В России эти компании конкурируют, имея собственные социальные платформы, медиа, сервисы и маркетплейсы. Их системы пересекаются, но остаются относительно независимыми: Яндекс.Pay действует внутри системы Яндекса, а VK Pay — внутри экосистемы Mail.ru.

В Китае ситуация схожая, но конкуренция намного масштабнее. Любой крупный производитель электроники стремится создать собственную экосистему. Например, Huawei имеет внутреннюю цифровую инфраструктуру, которая не является прямым конкурентом таким платформам как Weibo или WeChat, но дополняет их. Формируется удивительно интегрированный рынок — все друг с другом связаны, но при этом состязаются за лучшее место под солнцем. Несколько социальных платформ борются за пользователей, множество маркетплейсов соперничают между собой, производители мобильных телефонов стремятся увеличить свою долю. В результате складывается своеобразная синергия. Появились компании, которые «слишком велики, чтобы потерпеть крах» (так называемые too big to fail), но при этом постоянно возникают и исчезают небольшие игроки.

Важно отметить международные амбиции китайских технологических гигантов. Например, Huawei ведет бизнес не только в Китае, но и по всему миру, включая Россию, Беларусь, Канаду, США (несмотря на существующие там проблемы) и Европу.

Россия и Китай: инвестиционные миражи

Проблема внутреннего спроса в Китае частично была решена именно за счет российского рынка, который обратился к КНР после введения санкций в 2022 году. Когда китайцы не покупают достаточно автомобилей внутри страны, а производственных мощностей слишком много, Россия со 140 миллионами потенциальных потребителей становится хорошей «отдушиной». Без нее многие китайские автомобильные компании, вероятно, разорились бы еще в прошлом году.

Впрочем, это вполне вписывается в китайскую стратегию: запускаются сотни автомобильных брендов с пониманием, что в перспективе пяти лет большая часть из них не выдержит конкуренции. Государство не планирует их спасать — выживут только сильнейшие и наиболее адаптивные. Российский рынок позволяет отсрочить этот неизбежный отбор.

Александр Рюмин / ТАСС

До введения вторичных санкций на российский рынок активно заходила китайская бытовая техника. В России работают заводы Haier, Midea и других производителей. Это было выгодно как для продаж внутри России, так и для экспорта в Европу и страны СНГ. Однако теперь экспорт в Европу из России невозможен, поэтому открытие новых заводов пока под вопросом.

Интересно, что Россия рассчитывает не просто на получение готовой продукции из Китая (мобильных телефонов, серверов, компьютеров, автомобилей), а стремится привлечь китайские компании к открытию заводов на своей территории. Именно для этого вводились заградительные пошлины против китайских автомобилей — чтобы вынудить китайцев локализовать производство. В результате покупка импортного китайского автомобиля стала невыгодной для потребителя.

Но пока лишь немногие китайские компании решились на этот шаг. Один из примеров — Great Wall (Haval), сделавший это еще до пандемии. Тогда инвестиции оценивались примерно в $40 млрд. Сейчас, учитывая колебания курса рубля, вторичные санкции и общий рост цен, открытие такого завода может стоить как минимум вдвое дороже. Поэтому большинство китайских игроков пока не готовы к таким инвестициям.

В целом объем китайских вложений в Россию составляет лишь десятые доли процента от всех зарубежных инвестиций Китая. И нет оснований полагать, что в 2025 году ситуация кардинально изменится.

Что действительно делают китайские компании — они покупают пакеты акций предприятий на Урале, в Сибири, на Дальнем Востоке, входя таким образом в их капитал. Но это сложно рассматривать как полноценные инвестиции — давайте говорить начистоту, это называется захватом собственности. При этом речь идет не о высокомаржинальных сервисах, услугах или высоких технологиях, а о традиционных отраслях: деревообработке, переработке нефти и газа, производстве бумаги и картона, логистике и туризме. Эти сферы характеризуются тем, что в них легко войти и так же легко выйти, не сделав значительных долгосрочных вложений в развитие.

Так что российские надежды на масштабные китайские технологические инвестиции в Россию пока остаются лишь миражом на горизонте российско-китайских экономических отношений.

Технонационализм и «концепция национальной судьбы»

Китайская большая языковая модель, чатбот DeepSeek, вызвал сенсацию, хотя объективно это не самая мощная модель в мире. У нее есть и достоинства, и недостатки. В целом, это крепкий конкурентоспособный продукт, хотя его выход и сопровождал хайп. Говорили, что ее сделали буквально за копейки и она уделывает всех западных конкурентов. Это, мягко говоря, не совсем так.

Maurice Norbert / Adobe Stock

Но с политологической перспективы ситуация гораздо интереснее. В китайском сегменте интернета это явление называют «концепцией национальной судьбы» («го юн») и связывают с «технонационализмом». За этим стоит глубокий исторический контекст: Китай на протяжении долгих лет считал себя угнетенной страной, пережившей «столетия унижений».

Сейчас мы наблюдаем целый ряд китайских технологических и культурных продуктов, которые добиваются международного признания: игра Black Myth Wukong с впечатляющим стартом продаж, 3D-мультфильм «Нэчжа», бьющий рекорды проката (в первую очередь в самом Китае), Genshin Impact, DeepSeek, социальная платформа Xiaohongshu (куда перешли некоторые пользователи из TikTok). Даже роботы, танцующие на гала-концерте в честь праздника весны, становятся частью этого нарратива.

И обычные китайские пользователи, и официальная пропаганда объединяют все эти достижения в ту самую единую «концепцию национальной судьбы». Месседж очевиден: Китай выходит на мировую арену как технологический лидер и с оптимизмом смотрит в будущее. Сам Си Цзиньпин заявил, что «инновации определяют будущее, реформы касаются судьбы страны, и поэтому в области науки и техники нужны непрерывные преобразования».

Этот феномен можно рассматривать как своеобразное коллективное мифотворчество, как постпандемийную реакцию. Китаю нужен новый образ будущего и позитивная повестка, особенно когда экономические показатели уже не так впечатляют. Инвестиции уходят, экономический рост перестал быть «галопирующим» (10% и выше), становясь «нормальным» — по новой китайской терминологии «маленьким, но качественным» (около 5% в год).

В этих условиях технологические достижения становятся основой для нового национального мифа о технонационализме, согласно которому Китай представляет собой самую прогрессивную и перспективную державу.

Хотя, безусловно, есть и реальное стремление к технологическому прорыву, но в данный момент эта риторика в первую очередь служит созданию позитивной национальной повестки.


Мнение автора может не совпадать с мнением редакции