Первое место для украинского коллектива Kalush Orchestra в финале «Евровидения», проходившем 15 мая в Турине, было предрешено с самого начала, а музыке пришлось окончательно уступить место политике, считают музыкальные эксперты, опрошенные RTVI.
Победа на песенном конкурсе стала для Украины третьей в истории; правда, несколько стран высказали нарекания к учету оценок, выставленных национальными жюри. По результатам их голосования на первом месте оказался Сэм Райдер, представлявший Великобританию. А победителями украинских артистов сделало зрительское голосование, обеспечившее им отрыв от британца почти в 200 баллов. Президент Украины Владимир Зеленский пообещал провести финал следующего года в восстановленном Мариуполе.
Денис Бояринов, музыкальный критик:
Существует давняя дискуссия: «Евровидение» — это все таки конкурс про политику или про песни и про шоу. Как ни странно, прошедшее «Евровидение» показало, что оно — и про то, и про другое. С одной стороны, сначала все шло так, как будто бы политика тут вообще ни при чем: в лидеры вырвался кандидат от Великобритании — страны, которую последние 20 с лишним лет стабильно прокатывали в оценках, хотя оттуда зачастую приезжали вполне достойные и даже известные артисты. И даже национальное жюри Франции, от которой никто этого не ожидал, отдало первое место британскому артисту. В то время как Украина после голосования национальных жюри даже не вошла в первую пятерку. Было такое ощущение, что жюри голосовали просто «за музыку», в то время как зрители решили проявить солидарность с Украиной. Хотя обычно было ровно наоборот — за проведение «политики» в оценках на Евровидении отвечали национальные жюри, а зрители голосовали или за соседей, или за эффектную песню.
Победа Kalush Orchestra именно в зрительском голосовании была предсказуема. Еще до финала было очевидно, что симпатии европейской телеаудитории будут на стороне Украины. Причем именно по политическим, а не музыкальным причинам. Все эти 400 баллов народной любви, поднявшие Kalush Orchestra на первое место — это еще один способ поддержать Украину, способ показать солидарность и признать Украину частью Европы хотя бы в культурном, музыкальном плане. Без политического контекста Stefania не прозвучала бы так громко и вряд ли пропишется в европейских хит-парадах даже после победы. При этом сама по себе Stefania — песня неплохая и самобытная, хоть и сделанная в жанре «поп в вышиванках», с которым Украина обычно приезжает на «Евровидение». Но она была далеко не самой интересной музыкально на этом конкурсе и уж тем более не самой мейнстримной. Есть такое ощущение, что в этом году на месте Kalush первое место взял бы любой другой артист из Украины. Например, Алина Паш, которая победила в национальном отборочном конкурсе в Киеве, но была вынуждена отказаться от участия (ее сняли с гонки из-за концерта в Крыму в 2015 году — RTVI). Кстати, она тоже использует стилистику этно-хип-хопа, но добавляет в него еще и феминистский нарратив, и могла еще и на этом получить дополнительные очки.
Мне бы очень хотелось, чтобы следующее «Евровидение» прошло в мирном Киеве, Одессе или Мариуполе, как пообещал президент Владимир Зеленский, но если ситуация будет складываться так, как она сейчас складывается, то оно пройдет в безопасном Лондоне. И немалое количество людей, смотревших «Евровидение» в этом году, сочтут это справедливым результатом.
Юрий Сапрыкин, журналист:
«Евровидение» в этом году, по-моему, мало чем отличалось от предыдущих — начинаешь смотреть с ощущением, что сейчас будет что-то как минимум забавное, через 10 минут становится смертельно скучно, потом в процессе подсчета голосов снова появляется какая-то интрига.
Украинская песня действительно была самой запоминающейся. Мне еще понравилась девушка из Литвы с прической, как у Мирей Матье, и таким минималистичным электронным танго в духе группы Gotan Project.
В России «Евровидению» принято придавать гипертрофированное значение — особенно когда побеждают артисты, типа Кончиты Вурст, которые не нравятся консервативному большинству, тут сразу же начинаются разговоры про политизацию, гибель Европы и прочее. Когда побеждает условный Дима Билан, конкурс как-то сразу перестает быть политизированным, а Европа прекращает гибнуть.
Вообще, по-моему, видеть в «Евровидении» инструмент трансляции глобальных смыслов и месседжей — признак некоторой провинциальности, что ли, и в этом смысле постсоветские страны с их сверхсерьезным отношением к конкурсу, к сожалению, едины. «Евровидение» — дурацкое шоу для масс, судьбы цивилизации решаются не там. Понятно, что симпатии европейского зрителя сейчас на стороне Украины, и это добавило ей баллов, но если бы не яркий номер, сам по себе хорошо придуманный и сделанный — наверное, у нас не было бы сейчас повода говорить о политизации конкурса.
В остальном — я не настолько внимательный зритель, чтобы говорить о тонких различиях между профессиональным и зрительским голосованием; кажется, подобное переворачивание результатов происходит не впервые — что-то такое было с Сергеем Лазаревым, который после зрительского голосования откатился с первого места на третье, уверен, что комментаторы на российском ТВ тогда тоже увидели в этом политику.
Гораздо интереснее, по-моему, тот факт, что сразу несколько ведущих, объявлявших результаты по своим странам, внезапно не смогли выйти в эфир, а сейчас еще вроде как выясняется, что некоторые национальные жюри проголосовали не так, как объявили в эфире. Во всем мире раздор и развал, и подсчет голосов на «Евровидении» не исключение.
Борис Барабанов, музыкальный критик:
С моей точки зрения, конкурс очень интересно развивается, и очень странно читать отклики моих коллег, которые пишут, что «Евровидение» превратилось в болото и по привычке называют его конкурсом фриков. «Евровидение» на протяжении минимум 10 лет уходит от этого амплуа — там появляется все больше зрелых номеров в разных стилях, интересно сделанных, интересно аранжированных, с яркой сценографией и неожиданными поворотами драматургии. Я в восторге в этом году от номера Португалии. Интересные артисты были у Исландии, Литвы.
«Евровидение» — это конкурс, который стоял в стороне от большого шоу-бизнеса, был таким отдельным его субъектом. Это всегда было такое… зрелище, ревю, аттракцион. И я не думаю, что кто-то из артистов на полном серьезе рассматривал участие в «Евровидении» как какой-то карьерный прыжок. Но сейчас, мне кажется, конкурс повзрослел, оформился механизм для продвижения новых синглов, коллективов, каких-то проектов. У «Евровидения» появляются крепкие связи с новыми музыкальными течениями и тенденциями, в том числе и рыночными.
Победа Украины была предопределена. Кто бы ни участвовал от Украины в этом году, он бы все равно занял первое место. Конкретно группа Kalush Orchestra не лучший вариант с музыкальной точки зрения. Но мне кажется, в 2022 году это не имело вообще никакого значения. Странно слышать, что, мол, украинцы ехали на конкурс «с серебряной ложкой во рту» — я бы никому не пожелал бы такой ложки.
Да, в этом году музыка осталась на периферии, несмотря на то, что «Евровидение» — музыкальный конкурс. Это одно из глобальных международных событий, которое транслируется в прямом эфире. И зрители Европы использовали этот момент для консолидации и проявления солидарности. Поэтому музыка отошла на второй план. Если кому-то кажется, что «Евровидение» поступилось своими принципами, то я бы спросил у этих людей, как там с принципами у них самих.
Праздник немного подпортили скандалы, которые случились на следующий день после финала конкурса, когда несколько стран заявили, что оценки жюри были подсчитаны неправильно. Но я думаю, что если бы подсчеты в этих странах были бы другими, то ничего бы не изменилось — по результатам зрительского голосования украинцы оторвались слишком далеко. Я каждый год слежу за предсказаниями букмекеров, которые оценивают самые разные факторы, — и политическую конъюнктуру, и какие-то возможности самого Европейского вещательного союза (организатор Евровидения — RTVI) влиять на голосование и на национальные жюри, — и они однозначно ставили на победу Украины.
Вот что оказалось действительно неожиданно, так это высокие места британского артиста в голосовании национальных жюри. Наверное, в этом году входящим в них профессионалам было очевидно, что конкурс переходит из музыки в политическую плоскость, и они решили сыграть против этого тренда. А простые люди, как раньше говорили, проголосовали сердцем. Я, правда, не знаю, смогут ли они через два дня вспомнить и напеть мотив песни Stefania.
Мне не кажется, что в следующем году действительно будет возможность провести «Евровидение» в Украине, как это предусматривает устав конкурса. Половина страны находится, назовем это так, в жесточайшем кризисе, а на другой половине люди танцуют и поют и на это тратят миллионы евро? Я такую ситуацию себе представляю слабо. Конкурс пройдет в Британии. И достаточно будет того, что он в принципе пройдет. Что будет существовать планета, на которой его можно будет провести.
Беседовал Андрей Лисицын