Много военных на улицах, машины с буквами Z и V на бортах. Так выглядит сейчас Белгород, который расположен в 40 км от границы с Украиной. В городе опасаются обстрелов, которые уже случались; патрули дружинников проверяют всех подозрительных. Корреспондент RTVI Михаил Шептун побывал в этом областном центре и его окрестностях, посмотрел, как сказалась военная операция на повседневной жизни, и поговорил с местными жителями и представителями властей.

На поезд Москва — Белгород билеты покупать лучше заранее, так как в день отправления места в купе уже не найти. Белгородский аэропорт закрыт с 24 февраля. Срок запрета Росавиации на полеты на юге России в очередной раз продлили на неделю — на этот раз до 25 апреля.

В каждом вагоне поезда едут военные, много офицеров. Видно, что едут на службу: никаких шумных посиделок, одеты в полевую форму. Старший по званию — полковник, к которому приходят сослуживцы из соседних вагонов. Разговоры у них напряженные. В соседнем купе закрылись фельдъегери. Важную корреспонденцию теперь если не военным самолетом, то тоже быстрее всего на поезде — 10 часов из столицы.

На вокзале на второй день действия в Белгороде желтого режима террористической опасности нет заметного полицейского усиления или дополнительных проверок. Из поезда попадаешь сразу в город, минуя здание вокзала. Росгвардейцев встречает автобус без номеров. Город наполнен военными грузовиками с меткой Z. Они стоят у магазинов, ездят по улицам в одиночку или в колоннах. С одной такой сталкиваемся в самом центре — напротив здания Драмтеатра. Во главе ревущие машины военной автоинспекции, они на перекрестке преграждают дорогу гражданским. Сначала медленно проезжают четыре автобуса с людьми в полевой форме. Через тонировку невозможно определить принадлежность. Следом пыльные тентованные грузовики. На одном из них табличка «люди». Есть ли кто-то или что-то внутри — непонятно: тент плотно зашнурован.

«Вы вот это меньше снимайте», — говорит нам пожилая женщина, которую мы остановили для комментария. Сами прохожие мало обращают внимания на военную технику. Журналисты местного портала в начале марта призвали белгородцев армейский транспорт не снимать. Из интереса это уже никто и не делает: к концу второго месяца военные машины — часть повседневности. Номеров на них, как правило, или вообще нет или они частично заклеены — по букве и цифре. Транспорт используется разный: без номеров, с меткой Z. Вряд ли все такие машины знает и учитывает военная полиция. Противодиверсионной работы, раз уж власти призывают быть бдительнее, это точно не убавляет.

Фотография: Евгений Борзых / RTVI

Фотография: Евгений Борзых / RTVI

Фотография: Евгений Борзых / RTVI

Фотография: Евгений Борзых / RTVI

Фотография: Евгений Борзых / RTVI

Фотография: Евгений Борзых / RTVI

Фотография: Евгений Борзых / RTVI

Фотография: Евгений Борзых / RTVI

Фотография: Евгений Борзых / RTVI

Фотография: Евгений Борзых / RTVI

Фотография: Евгений Борзых / RTVI

Фотография: Евгений Борзых / RTVI

Фотография: Евгений Борзых / RTVI

Фотография: Евгений Борзых / RTVI

Фотография: Евгений Борзых / RTVI

Фотография: Евгений Борзых / RTVI

Фотография: Евгений Борзых / RTVI

Фотография: Евгений Борзых / RTVI

Около здания МВД гаишники в шлемах и с автоматами выборочно тормозят автомобили. На досмотр «Лады» с украинскими номерами времени потратили больше. Через перекресток проносится пикап иностранного производства. На бортах и капоте огромные буквы V, к кузову приварена установка для пулемета.

Сорок полноприводных пикапов такой модели в начале февраля украинским пограничникам передало посольство США. После начала военной спецоперации российское Минобороны заявило об использовании ВСУ пикапов с крупнокалиберными оружием или минометами в кузове и назвало такую технику «бандермобилями». Новым термином сразу же воспользовался Дмитрий Песков. Такую же установку встречаем через полчаса уже в кузове российского пикапа с буквой Z. Теперь диссонанса увиденное не вызывает.

Рядом с памятником лейтенанту Попову — танкисту, который в 1943-м героически погиб при освобождении Белгорода от немецкой армии — образовалась пробка. Огромный длиннобазный «Урал» не может вписаться в узкий поворот. Назад уже не сдать, приходится ждать владельцев припаркованных рядом машин. Пробка растягивается почти на всю улицу, но никто даже не сигналит.

В городе к российским военным относятся с пониманием, пытаются поддерживать. Хореограф Владимир Таранюк рассказывает, как воспитанники детской школы танцев, в которой он преподает, выступали на концерте перед военными: «Много ребят были не в очень хорошем состоянии. Очень много видели, было много потерь для них. И весь концерт был предназначен, чтобы поднять боевой дух, поднять настрой их».

Сам Владимир в Белгород каждый день приезжает на работу и учебу, а живет вместе с семьей в приграничном поселке. Утром 24 февраля он вместе с односельчанами проснулся от гула техники. «Люди, включив новости, не понимали, что происходит. В нас стреляют? Мы стреляем?», — вспоминает он.

Оказалось, что началась «спецоперация». Теперь прямо перед поселком блокпост. За ним через десяток километров уже украинская граница, поэтому ДПС пропускает только тех, кто живет в населенных пунктах дальше по трассе.

Два таких села — Сподарюшино и Журавлевку — уже обстреливали. Российские власти обвинят в обстреле ВСУ. Блокпост охраняют силовики в масках и с автоматами. На въезде в поселок солдаты крепят на кабину российский триколор. Флаги можно раздобыть в торговой палатке у дороги. Рядом с ней пункт благотворительной помощи. Местные собирают для российских военных еду, теплые вещи и сигареты. В кузове двух грузовиков на ящиках с провизиях лежат автоматы.

Военные закупаются и сами: почти у каждого местного продуктового стоит группа солдат. Форма у всех разная, почти всегда без опознавательных знаков. У двух офицеров в черном на рукавах нашивки с буквой Z и все. Владимир говорит, что военные появляются в поселке моментами: неделю есть, неделю нет. Видимо, когда происходит ротация. Камеру доставать в этих местах бессмысленно, если дорожишь техникой и не хочешь долгого разговора с силовиками: в приграничной зоне, снимать можно только с разрешения ФСБ. Местных жителей за фото штрафуют, рассказывает нам по телефону председатель земского собрания другого приграничного поселка — Ливенки — Евгений Семенов.

В селах Белгородского района действительно стали бдительнее. Съемочную группу НТВ в деревне Бессоновка, по их словам, несколько раз останавливали, чтобы узнать, кто они и откуда. Журналистов в этот день пригласили на вечерний развод народных дружин, куда приехали власти.

На лацкане главы Белгородского района Владимира Перцева значок в виде георгиевской ленты сложенной в букву Z. Этот символ теперь чуть ли не обязательный элемент дресс-кода белгородских чиновников. На заседаниях областного правительства министры и сам губернатор — Вячеслав Гладков, в худи или футболках с буквой Z. Самый минимум — подобный значок на лацкане.

Глава местной полиции одет в импортные тактические брюки, толстовку и ботинки и больше похож на шерифа. Выдает только кепка с триколором. После формального развода едем с группой по маршруту патрулирования: в составе двое дружинников и казак Геннадий Звягин. Он уверен, что одна из главных функций дружин — просто их наличие: «Видят человека в форме, нам, говорят, спокойнее от этого».

Обстрел ракетами дружинник точно не предотвратит, поэтому группа обращает внимание на неизвестных людей, проверяет оставленные машины и заброшенные дома. Таких в селе всего три — все когда-то сгорели. Пока ездим между точками, дружинник Сергей Нестеренко рассказывает о родственниках с Украины. Сетует, что с некоторыми пришлось перестать общаться: не готовы они понять и принять действия российских властей. На них якобы уже повлияли, теперь в сложное время пытаются влиять и на его район.

«Хотят раскачать нас из-за границы, понимая, что засеять панику им бы хотелось здесь. Но благодаря нашим информационным каналам и в телеграме, и телевидение наше, люди разбираются, понимают и без паники [себя ведут]», — говорит дружинник.

Сергей до 2014 года часто ездил в Харьков погулять с семьей. От Белгорода до Харькова всего 80 км. Приложение для знакомств Tinder позволяет искать себе пару в радиусе 150 километров.

«Женихи у нас харьковские», — говорит жительница Белгорода Ирина. Две ее сводные сестры вышли замуж за харьковчан. Теперь, по словам Ирины, одна из них полтора месяца не выходит в Харькове из подвала. Другой удалось вместе с семьей уехать через зеленый коридор в Германию.

«Мне кажется, они не вернутся. Там останутся», — говорит Ирина. На вопрос о том, хотели ли они когда-нибудь уехать из Украины, она отвечает: «Да никогда. Во-первых, маленькие дети, жилье у них в Харькове. Они очень хорошо жили. А сейчас пишут: „мы бомжи просто“. Нету ничего. Все разбомбили».

Ирина уверена, что иначе все решить никак было нельзя: «Только так. 100 процентов только так. Восемь лет информационная война шла. Это нужно все искоренять и фашизм, и все эти… Если нельзя словами добиться какого-то результата, то нужно кулаками. А что делать?»

Ирина говорит, что тут понятно, «откуда дует ветер». На вопрос откуда, смеется. Будто бы я спрашиваю очевидные вещи, но она не очень уверена в своем ответе, поэтому смущается: «Я думаю, что тут во всем Америка, конечно, виновата. И Европа тоже».

Несколько знакомых Ирины покинули Белгород после 24 февраля. Про уехавших нам сказали все, с кем нам удалось пообщаться. Однако из ближайших к взорванной 1 апреля нефтебазе домов уехала только одна семья. Из окон оттуда видны сгоревшие топливные резервуары. Пожар продолжался весь день, российское Минобороны обвинило в атаке ВСУ. Дома и жители не пострадали, только выбило несколько стекол.

Местные запомнили это утро, но рассказывают неохотно, а журналистов встречают неприветливо. Прогуливающаяся вокруг дома старушка в разговоре с нами сыплет проклятия «бандеровцам». В начале вообще приняла нас то ли за украинцев, то ли за иностранцев. Женщина, вышедшая из подъезда, раздраженно говорит бабушке с нами не общаться, а у нас раздраженно спрашивает, кто мы такие. Во дворе все же удалось поговорить с семьей Новиковых. Они, пока рассказывают про атаку вертолетов, задаются вопросом: «Удивительная гуманность какая-то. Обстреляли только базу, а ведь могли бы с другой стороны зайти и зацепить жилые дома».

Недовольство местных нашим присутствием все же привело старшего по дому. Пока он переписывал мою фамилию из пресс-карты, посетовал, что не записал имена немецких журналистов: «Спрашивали меня про Бучу. Что я думаю. А что я могу думать, если это все постановка?»

Говорит, что после обстрела нефтебазы добивался внимания властей. На месте побывал белгородский мэр и в итоге тут занялись благоустройством. Рядом с гаражами и правда виден новый ровный асфальт. Во дворе пахнет растворителем — газовики обновили краску на трубах.

Михаил Шептун