«Россия — вечный враг». За что в Афганистане арестовали русского этнографа

Это была третья поездка этнографа Святослава Каверина в Афганистан при текущем режиме талибов. Буквально в последний день его задержали на севере страны, неподалеку от границы, и еще полтора месяца он провел под следствием. После возвращения в Россию Каверин рассказывает RTVI, как и почему это произошло.

Как «чересчур бдительный» сотрудник решил выслужиться

В поездке я собрал объемный багаж — книги, одежда, экспонаты для выставок, еда, сувениры, подарки — чего только не было. Все это весило килограмм 150 или даже больше. Выехав в два часа ночи из Кабула, ближе к полудню я добрался до города Пули-Хумри, отдохнул там у друга, выпускника российского вуза. Мы перегрузили вещи на его машину и поехали в город Кундуз, где я собирался вечером встретиться со знакомыми, а наутро двигать на границу, до которой оставалось еще 60 километров.

Но на въезде в город, на посту, чересчур бдительный и недальновидный в плане политических вопросов сотрудник госбезопасности решил, что набитая сумками машина — это его законная добыча. Дескать, что-нибудь там да найдем, а потом и пришьем какое-нибудь нарушение. «Был бы человек, а статья найдется», как говорится.

Заглянул в машину, спросил удостоверение личности у водителя, потом у меня. Я говорю, у меня не удостоверение, у меня паспорт, я иностранец. У афганцев карточки, а у нас — книжечки. Он смекнул, что дело становится интересным, забрал у меня паспорт, выхватил мобильник из рук и сказал, что «минут пять придется поговорить».

Затем сказал пересесть в его машину. На мое место в автомобиле друга сел другой сотрудник, и так мы поехали в гостиницу, где был довольно грубо проведен обыск. Сразу посыпались надуманные обвинения в контрабанде. Когда же я сообщил, что, мол, ученый в Москве, преподаю персидский язык, изучаю этнографию народов Афганистана, мне было предъявлено фантастическое обвинение:

От контрабанды до обвинений в шпионаже

Такие мысли — чистая фантазия человека с некритическим мышлением и явной паранойей. Хорошие отношения России и Афганистана для подобных людей (ну, по крайней мере, с их же слов) — это пшик. «Россия — вечный враг. Не забудем, не простим. Вы на нас напали, и вообще плохие. И кафиры».

Вскоре им стало понятно, что ничего особо мне не пришьешь. В моëм багаже нарекания вызвали булыжники из реки, зашлифованные с одной стороны, чтобы красиво ставить на стол. Аналогично непонятными показались маленькие драгоценные камни для перстня, которые позже исчезли. По всей видимости, их украл тот же сотрудник, а также пауэрбанк, жесткий диск и другие вещи.

Докопались до некоторых книг. Также у меня была пачка открыток, отпечатанных лет 20 назад, некоторые с портретами легендарного полевого командира Ахмад Шаха Масуда, который являлся извечным врагом талибов. Сейчас его имя замалчивается, вымарывается. Объяснение, что это знаменитый человек из их страны, которого в России помнят и уважают, и потому просили привезти подобные открытки, не помогло.

Мотивация у этих людей, скорее всего, была многослойная и поэтапная. Сперва какое-то любопытство, азарт, желание выслужиться (вероятно, в Афганистане «палочная» система тоже существует). Затем подобная публика начинает включать фантазию, потом немножко остывает, понимая, что обоснованных обвинений не получается. Один мой товарищ высказал мнение, что просто денег хотели — взятку или украсть что-нибудь из багажа.

В общем, вечером персонаж, задержавший меня, угомонился, стал разговаривать расслабленно и даже сказал: «Утром поедете на границу, вызывайте водителя к 8». Водитель приехал, но эти сотрудники — нет. Приехали после 10 часов уже с начальником, и разговор пошел совершенно иначе.

Полтора месяца в афганских СИЗО

Снова все мои вещи вывернули, составили опись того, с чем меня взяли, чтобы оно не пропало (хотя кое-что все равно пропало), и заявили, что я поеду в Кабул после некоторых согласований. С Кабулом связались, составили рапорт о том, что вот такой человек обнаружен с такими-то вещами, такие-то подозрения в его адрес имеем.

А там уже собралась некоторая информация на меня — одно или несколько донесений на тему того, что какой-то я подозрительный и задаю неправильные вопросы политического характера. Действительно, я их задавал, но среди прочих, имеющих отношение к культуре, науке, истории, языкам. И просто в беседах за жизнь интересовался порой, каким полевым командирам в период войны 40 лет назад были лояльны местные жители. Я этот вопрос задавал потому, что во многих местах люди, бывшие командирами антисоветского сопротивления, сами рассказывали: «Мы были такие-то и занимались тем-то, а сейчас ты наш гость, и вообще война давно прошла, давай забудем и будем дружить».

За гостиницу, за двое суток, и за перевозку в Кабул платил я сам. По прибытии в столицу я оказался в офисе по делам иностранцев, провел там двое с половиной суток и участвовал в допросах, растянувшихся суммарно на 10 часов. Была записана моя биография, детали поездки, а также впервые прозвучали обвинения в шпионаже.

На меня оказывали давление, угрожали всем тем, что при республиканском правительстве тут же стало бы реальностью — пытки, электрошок и прочие ужасы. Впрочем, следователь бил меня осторожно, стараясь не оставить синяков.

Третьим местом моего пребывания в Кабуле стал СИЗО так называемого «отделения 40» — это старое название основного следственного изолятора службы госбезопасности Афганистана. Там я успел побывать за 34 дня в трех камерах. Первые две были условно одиночными, площадью 4 на 2 м, содержалось от двух до четырех человек. Последняя камера была уже 4 на 8 м, и нас там находилось до 12 человек.

Атмосфера была дружеская, товарищеская. Общались, травили байки, читали, молились, занимались спортом и пытались спать. Мне это было непросто, поскольку свет горел абсолютно всегда — выключать его было запрещено. Вообще, везде, где я находился, всегда свет должен был гореть.

Кормили сносно, обращались гуманно. Допросы уже в СИЗО проходили максимально корректно, скажем так, даже приятно было пообщаться. Иногда заходили в дополнение к моим основным следователям какие-то сторонние персонажи, которые пытались давить и запугивать, но я к тому времени уже убедился, что это цирк.

Суд, освобождение и неприятный осадок

Под конец мой следователь сообщил мне, что я выйду на свободу, поскольку улик на меня нет. На мой вопрос о том, оказало ли посольство России какое-либо содействие или давление на ход процесса в мою поддержку, следователь сказал, что нет — ты выйдешь сам, и никто на это повлиять не может извне. Как оно было на самом деле, известно третьим лицам, я подобной информацией не располагаю.

На 30-й день от начала всей истории (и 12-й в СИЗО) состоялась встреча с сотрудниками консульского отдела посольства России в Кабуле. В целом, я благодарен им за оказанную моральную поддержку и проявленное внимание к моему состоянию и условиям содержания.

По возвращении в СИЗО я провел еще девять суток в ожидании суда. Сами слушания моего дела заняли всего час. Судья подчеркнул, что все это рассмотрение и вынесение положительного решения было произведено в исключительно краткие сроки, о чем я непременно должен сообщить соотечественникам. Вот, сообщаю. Судья также сказал: «Завтра в СИЗО придет распоряжение из суда, тебя отпустят, заберешь свои вещи, поедешь к русским». Однако я ждал освобождения еще 12 лишних суток.

По ряду прямых и косвенных свидетельств я могу сделать вывод, что мое задержание было чистым произволом отдельных идиотов в Кундузе, которые, видимо, хотели выслужиться. А поскольку на меня уже имелась некоторая информация, решили на всякий случай провести расследование. Но собранных косвенных улик явно было недостаточно для того, чтобы объявлять меня в розыск либо задерживать где-то по ходу моего путешествия.

Сотрудники госбезопасности ранее общались со мной неоднократно, проверяли мои документы, записывали планы поездок в провинции, и совершенно никаких проблем не возникало. До известного инцидента я был полностью доволен тем, как текущий режим обеспечивает поездки гостей по стране.

После освобождения из СИЗО меня спешно перевезли в соседний офис, дали пересчитать все свои вещи. Несколько предметов, как я уже говорил, пропало — тот же ноутбук мне вернули без блока питания, и в Москве я неделю сидел без возможности полноценно работать.

В аэропорту оказывали максимальное содействие. Багаж отправили вперед, там толком его не обыскивали, дали отдохнуть в VIP-зале, хотя мой билет был эконом-класса. Проводили любезно до трапа. И я полетел на родину, где в ночь на 9 сентября, в свой день рождения, вышел в зал ожидания. Там меня встречали мама, коллега-лингвист, два музыканта и два друга-горца из Афганистана и Пакистана. Это был мой лучший день рождения, день второго рождения.

О недобросовестной журналистике

Теперь в течение недели я буквально занимаюсь только тем, что разбираю сотни непрочитанных чатов, отвечаю на вопросы прессы, хожу на интервью. Недоволен тем, что ряд оппозиционных, внешних, проплаченных Западом афганских СМИ, наподобие Afghanistan International, начали использовать мою историю в своих целях, ставя мои фото и вырывая из контекста отдельные факты и фразы. Я категорически возражаю против этого.

Недоволен также уровнем профессионализма российских журналистов, которые в материалах о моем освобождении допустили множество ошибок.

О поездках далее

Я не являюсь ни противником, ни сторонником режима Исламского Эмирата, мои претензии относятся к отдельным персонажам, а не к самой системе, в которой объективно можно обнаружить немало плюсов. Условия содержания были более чем приемлемые, не считая самого факта нахождения за решеткой.

Я сделал заявление, что не поеду за свой счет и что приеду по приглашению — то есть будет выдана частная либо рабочая виза, и под гарантии защиты от произвола.

Я приезжал в Афганистан при нынешнем режиме трижды — в 2023, 2024 и 2025 году, три года подряд, по туристической визе. Оставался в течение двух месяцев или чуть более. Теперь уже я поеду не скоро, минимум через два года. Надо взять паузу и сфокусироваться на обработке и публикации обширных полевых материалов, которые были собраны промеж поездок и прогулок, в гостях у замечательных людей, горцев из Нуристана и других провинций.

---

Мнение автора может не совпадать с мнением редакции