Программу «Специальный гость с Тиной Канделаки» 18 ноября посетил актер театра и кино, заслуженный артист России Гоша Куценко. В эфире RTVI он поговорил с ведущей о своем новом сериале «Инсомния», невозможности сделать выбор между Netflix и работой в театре, новой этике, культуре отмены, актерах в политике и о многом другом.
Привет. Только сегодня посмотрела «Скорую помощь», еще посмотрела несколько серий «Инсомнии» — первые четыре я видела. Поэтому такое ощущение, что как будто ты меня сопровождаешь последние три дня. «Инсомния»вышла на PREMIER у нас в холдинге, и мы ждем премьеру «Инсомнии» на телеканале ТВ-3.
Вот в современном мире ты гибридный артист, который всё-таки жил в мире, когда еще не было интернета. Потом ты начал жить в мире, в котором есть интернет. Теперь ты живешь, как и я, в мире, который невозможно представить безинтернета. Вот какая премьера важнее, какая премьера волнует? И насколько вообще телепремьера волнует артиста в современном мире?
Ты знаешь, честно говоря, с появлением платформ я, конечно, развернулся в их сторону. Потому что я никогда не был обласкан теликом. Я могу откровенно вещать?
Да, можешь.
НТВ на самом деле — это мой спасительный канал, на нем я дебютировал как на большом федеральном канале в сериалах, в сериале «Скорая помощь» 5 лет назад. Я думал об этом, я из тех редких мастодонтов-артистов,которые раскручивались не на сериальной стезе. Я киношник, я начинал с кино в далеком 1988 году, и так я жил кино. И в какой-то момент у меня испортились отношения с одним из ведущих каналов. На «России» я не оченьснимался, потому что я не в формате «России» был, и я работал с НТВ. А вот с еще одним ведущим каналом у меня, к сожалению, испортились отношения, которые были прекрасные.
А что ты там сделал на «Первом канале»?
Да я уже не помню, это такое…
Ну что ты там сделал, ну скажи? Столько времени прошло.
Это не хулиганство, я не срывал съемки… Ну, это, знаешь, как руководитель ты поймешь, это, наверное, было какое-то недоразумение на личном уровне с руководством канала.
С Константином Львовичем [Эрнстом]?
Ха-ха, такого еще никто из артистов не говорил…
Но уже ведь произошло, дороги назад нет. Так что хоть произошло? Так заинтриговал.
Да как-то… Ну, я не особо в шоу любил участвовать.
Тебя пригласили в шоу?
Ну да, в какое-то шоу.
В какое?
В несколько, в том числе…
Ты пришел…
Нет, я не пришел. Я не любитель драться, я не участвовал в драках…
А, тебя пригласили вот в это боксерское шоу, которое было [Предположительно, речь идет о телешоу «Король ринга», выходившем на «Первом канале» в 2007-2008 годах. — Прим. RTVI]?
Ну, во многих… У нас как-то так сложилось… Я сразу сказал, что я не приду.
А, вот так, и на тебе поставили крест?
Ну, крестик, один из многих. И они копились-копились-копились…
А, ты не приходил, не приходил, не приходил…
Как-то так случилось, и я остался без работы на ведущем канале. Это длится уже более 10 лет. И мне, конечно, как артисту это чувствительный удар. Меня, в основном, на самом деле спас НТВ, наша «Скорая помощь»…
…и там ты развернулся.
И там я впервые появился на федеральном канале. Я был на «Пятом канале», там уже меня пригрели, потому что я был вообще не у дел… Я еще как-то выжил. Ну, были такие времена, не было платформ. Но тут появилисьплатформы, и я вздохнул, и вот я работаю.
Я про НТВ с тобой отдельно еще поговорю, потому что там, конечно, феноменальные цифры. Но ты так точно и не ответил, что для тебя важнее — платформы или телевидение.
Честно говоря, платформа, потому что, как ни крути, платформа для меня — это более свободная территория, конечно, [где позволена] реализация тех проектов, которые на федеральных каналах [невозможны или затруднительны]…
То есть сложные драматические роли в сложных драматических проектах — это у тебя больше складывается с платформами, правильно?
Ну да, потому что на телике есть имидж, образ, и на федеральном канале любом есть свой формат. Мы все это отлично знаем. И все, конечно, придерживаются этого формата, и ты как бы попадаешь…
…в ядро аудитории.
Да, в Lego в это, или как назвать, ты входишь туда, не говоря уже про отношения вообще с самим каналом, как в моем случае.
Ты же вел «Партийную зону». То есть ты меня даже удивил. Ты говоришь, от шоу отказывался, не хотел, — ты вел вообще«Партийную зону» на телеканале «ТВ-6», ты начинал как ведущий.
Один из, первый прямой эфир.
Абсолютно. Ты, Лера Кудрявцева и Отар Кушанашвили.
Да.
Кто сейчас может в это поверить?
Да, это было прекрасное время вообще…
А скажи мне такую вещь. Вот смотри, ты вроде начинал, мы уже с тобой говорили, в 1985-1986-х годах, считай… Нет, в девяностые, правильно, где-то твоя карьера началась?
Да. Я закончил школу-студию в 1992-м.
А сейчас совсем другие времена, другой мир, и ты все равно актуален, потому что ты умеешь работать с женщинами. Что я имею в виду? В проекте «Инсомния» — Маша Миронова, [Ирина] Старшенбаум и,главное, дебют [Ольги] Френкель, которая тебя как режиссер…
Драматический дебют.
Да, сняла драматический дебют в «Инсомнии» и также у нас на платформе вышедший сериал «#СидЯдома».
«#СидЯдома», с этого началось.
А что, она влюбилась в тебя?
Да, я думаю, да. Я думаю, это взаимно. Мы снимали «пилот» одного сериала комедийного и…
Не «#СидЯдома»?
Нет, это как раз было за полгода до…
А как у тебя с ней сложилось? Все-таки, женщина-режиссер. Ты подкаблучник, тебе нормально работать с женщинами, или, наоборот, ты как режиссер режиссеру что-то советовал?
Ну, она поболее режиссер, чем я. Хотя у меня есть эти амбиции, я хочу заниматься режиссурой, безусловно, и я к этому приду, потому что я уже уловил это…
Ты не оставляешь нам шанса, я скажу так.
Я увидел, что такое уходящий актерский поезд, я уже неоднократно сидел один на полустанке… Я знаю, что такое тишина. Но я похож, мы с тобой похожи, я трудоголик, я не могу сидеть в очереди, я могу объехать эту очередь,я первый приду за ответом «да» или «нет». Я не могу ждать, для меня это катастрофически сложно.
А как с Френкель-то сложилось, объясни.
Мы снимали «пилот» комедийный, и ей так понравилось мое существование на площадке… Я принес идею, я начал, я сразу включился. Моя территория — комедийное кино и жанровые боевики, это мой жанр. И я быстро «распаковал» эту роль сериала, и мы разговорились, кто чем живет. Я рассказал про свой сериал о снах, она сказала: «Ой, слушай, у меня тоже есть сериал про сны. Давай обменяемся». Мы обменялись сериалами, созвонились. Она похвалила меня, а я просто оторопел от сериала, потому что он был написан очень грамотно и очень нежно, с такой любовью! Причем я безалабернее пишу, и жанр другой, а здесь выстраданы все повороты, выписаны характеры. Я говорю: «Мне очень понравился сериал». Она говорит: «Давай пообщаемся». Я говорю: «Ты запускаешь?» Она говорит: «Да, у меня уже есть главный герой». Я говорю: «Ну а чего…»
А, то есть уже кто-то был утвержден на главную роль?
Послушай! Она должна была снимать через две недели.
Кого?
Это был октябрь месяц, она должна была снимать «пилот» и зимой хотела снимать весь сериал. Она говорит: «Ну приди, просто поговорим», — мы просто понравились друг другу. Я пришел, мы проговорили пять часов, и она вдруг сказала: «Слушай, вот пока ты говорил, я увидела в тебе героя».
То есть у кого роль отнял, объясни, кто пробовался?
У нее было три… У нее много ребят пробовалось. Нет, я не назову никогда фамилии, но там даже какие-то скандалы были, арт-директор одного из артистов написал скандальный пост, я не помню, в фейсбуке…
Ну если уже написал, то скажи, кто.
Смотри, я не помню, я не скажу, ну перестань. Но он написал, я помню, он сравнивал, он его назвал Тимом Ротом, а меня назвал Джимом Керри. Для меня это был приятный…
Так комплимент, хорошо быть Джимом Керри.
Конечно! Говорит: «Как вы разменяли Джима Керри на Тима Рота?» А Джим Керри для меня вообще true man, вообще, это шикарно нереально, мой любимый актер.
И мы когда обсуждали [с Ольгой Френкель], она говорит: «Я вижу в тебе героя, давай попробуем». Я говорю: «Оль, ну если у тебя уже запуск». Она говорит: «Давай попробуем». И когда мы сделали пробы, она отослала ребятам, 1-2-3 Production, Валере и Жене, Никишову и Федоровичу, они посмотрели и сказали: «Слушай, так неожиданно, мы готовы попробовать». И меня начали пробовать, и мы начали менять ансамбль, из-за меня поменяли практически всех.
А, то есть даже вот главных героинь?
Ансамблевые пробы, и они начали смещаться, и мы сместились на следующий месяц, на январь, полетели во Францию, сняли «пилот»… И грянула эпидемия наша — ну не кино, а пандемия. И мы остались не у дел, а сериал всё, остановился. Но мы сняли «пилот», она монтировала «пилот». И мы созвонились 1 апреля, помню, мы уже сидели все в заточении, она говорит: «Всё, наше кино, наверное, никому не нужно, сейчас такое время унылое…» Я говорю:«Давай что-то делать». Она говорит: «А что делать?» Я говорю: «Послушай, ну мы же общаемся с тобой в скайпе (или где там мы были). Давай снимем скрин с тобой».
Скринлайф.
Скринлайф. А я до этого с Тимуром Бекмамбетовым снял первое кино на русском языке скринлайф, и мы не успели выйти на Новый год. У меня был опыт. Я говорю: «Я знаю, как это делается». Я говорю: «Ты же пишешьситкомы девчонкам?» Она говорит: «Конечно». Я говорю: «У тебя есть соавтор? Сможете быстро писать?»
А, ну и [Александр] Робак там же, и ты там же…
Я позвонил Робаку, и я понял, говорю: «Оля, все артисты сидят на привязи, впервые все свободны, это самое сложное время. Давай, звоним». Она говорит: «Давай». Я обзвонил всех, кого я знал, она — кого знает, и мы находу придумали… Причем мы придумали сначала про рестораторов. Я говорю: «Слушай, давай сделаем про ресторан, который банкротится…» — и я жалею, что мы не сделали про рестик. «Я дам главную роль Робаку Сане, потому что он ресторатор». Он говорит: «Как, ты отдашь свою роль?» Я говорю: «Да вообще, с любовью Сане отдам, я его очень люблю. Каждый должен заниматься сейчас, только играть то, что знает, потому что у нас времени обсуждать, репетировать не будет».
Короче, снялись в этом сериале, а потом, соответственно, вроде стали разрешать сниматься?
И мы раз! — сняли первую серию, отдали ребятам, и на PREMIER Никишову, Федоровичу, и всё случилось, и мы первые вышли. PREMIER вырос очень сильно.
И на «Инсомнии» вырос, и на «#СидЯдома» рос.
Значит, смотри, обычно артисты очень любят такие роли, потому что особенно, знаешь, иностранных артистов показывают: вот он до роли, вот он в роль входит, вот он перевоплотился — у него нервный срыв. То есть очень интересно, насколько он точен с врачебной точки зрения. Это первое.
Второе: твой врач-психотерапевт, врач-нарколог, твой герой, врач-нарколог, гипнолог, регрессолог… У вас там есть момент, когда ты с Машей разговариваешь, героиней Маши Мироновой, ты ей говоришь, что она-то гипнолог, а ты регрессолог, то есть это разные вещи, надо понимать.
Да.
И насколько часто вы консультировались со специалистами? Тебя как-то готовили, ты встречался с регрессологом, тебе самому делали такую процедуру, когда тебя вводили в прошлое? Вообще, это всё существует или нет, ты в это веришь или нет?
Ох… Умеешь ты задать вопрос такой мощный. Конечно, консультировались, и мы встречались с гипнологами, безусловно. Был гипнолог, который владел регрессивным гипнозом. При мне это не делали. Ольга поддается гипнозу, и она как специалист-пациент: она знает психологов, она знает врачей. Вообще, она любит пообщаться, поговорить…
Ты Френкель имеешь в виду?
Френкель, да. Она специалист, я ей доверяю.
И она прошла это всё?
Да, она это проходила сама.
И как это?
Она знает это всё, она встречалась с врачом, с гипнологом, и сразу говорила: «Ой, давайте пообщаемся, у меня есть проблема…» И она приходила и знала, что ей нужно. Я приходил на встречу без проблемы, и это важный момент. Потому что, чтобы ты стал пациентом, ты должен им стать. Ты должен прийти с проблемой и знать, что тебе нужно ее решить.
Ну так у тебя большая проблема же.
У меня? У меня проблема была, как сыграть…
На «Первом канале» не снимают!
Ха-ха, да. Это не мне нужно ходить! Я сказал: «Подождите, я буду наблюдать. Попробуйте». Мне надо было поговорить, понаблюдать за тем, как он работает руками, за формой, грубо говоря. И содержательно мне нужно было откинуть всё и поговорить за стаканом виски, поговорить с одним, с другим врачом. Я знаю, как врачи меняются, когда снимают халат. У меня куча врачей, я снимал фильм «Врач», у меня болели родители, я знаю…
Ты играешь врача на НТВ.
Да, я играю врача скорой помощи, я знаю всё о врачах. И поэтому я общался…
И как они меняются, когда за стаканом виски?
И был один профессионал-психиатр, который занимается гипнозом. Это редкое сочетание — многие психиатры очень скептически относятся к гипнозу, а кто-то подхватывает эту тему. И был гипнолог-психиатр. А один былврач, он не был гипнологом, у него вообще какое-то было другое [направление], он чуть ли не педагог был в институте литературы. Но у него была катастрофическая ситуация в жизни — он потерял близких и спасся чудесным образом. Он чудо это ощутил, охватил его и научился его контролировать, его применять. Очень странный подход…
И что ты открыл для себя?
Ну, я понял, что этим нужно увлечься и нужно… Когда они занимаются этим, они реально интересуются этой проблемой, знаешь, вот до дна вообще. То есть ты так присваиваешь свою территорию… В принципе, это похоже на актерско-режиссерское существование: ты так входишь… Нам говорили, что мы инженеры человеческих душ. Ты должен поверить, что ты можешь помочь человеку.
А как заставить человека в это поверить, которому ты помогаешь?
Тонкий момент, да, абсолютно. Должно присутствовать…
Я-то могу сейчас верить, что я могу сделать всё что хочешь. Могу лететь в космос, но я же не полечу от этого, что я верю.
Да. Ну, если ты поверишь и ты [Юлия] Пересильд, то…
Да-да-да!
…может быть, тебе это приснится.
Послушай, тут очень важен момент веры. Но это зависит от необходимости и от потребности, с которой ты приходишь, — мы с этого начали. Я не применял это в «Инсомнии», но я знаю, у одного гипнолога была такая штука. Он говорит:«У меня есть шкала проблемы. Ты приходишь и говоришь, какая, окей, ваша проблема, на сколько вы ее оцениваете?» И люди… Он говорит: «Я начинаю работать, когда говорят: „Ой, у меня где-то 7-8. Нет, если 10, я, наверное,умру, ну где-то 8, вот так вот”». Я говорю: «А как она работает, шкала?» Он говорит: «Ну, зачастую даже после первого сеанса они уходят с оценкой 3, 3-4. После каскада сеансов она исчерпывается, эта проблема», — то есть они так рассчитывают.
А сам ты вообще как к этому относишься? Сейчас же очень модная тема психотерапии, психологии, психоанализ…
Я скажу тебе, это важный момент. У меня были проблемы в свое время в девяностых…
Это какие проблемы в девяностых?
Ну, разные проблемы, имеется в виду нервные, назовем их, проблемы. Времена менялись, я терял семью, я терял себя… Были тяжелые времена.
Ну, давай скажем, от любви были проблемы, связанные с любовью.
Ну нет, не от любви.
Нет? А от чего?
Были проблемы… Наверное, назовем это искушением. Вот искушения, которые только могут быть на земле, они обрушились вообще на всю страну, на нас, и мы их не выдержали. Я один из них. И у меня был момент, я никому никогда не говорил, тем более на весь мир… Что я делаю? Но вот я под твоим гипнозом нахожусь, конечно, уже не первый десяток лет… Я был готов поехать и отдохнуть в одно заведение под названием «психиатрическая клиника», и ябыл готов уже это сделать. И я приехал посмотреть, куда я лягу: платное отделение. Я прошелся, посмотрел, мне показали документы, которые я должен буду подписать, и я сам, как казалось… Меня немножко спровоцировали, подпугнули…
И я поехал домой, мы снимали дом с друзьями, у нас он сгорел. И там были вещи, я должен был взять их и ехать в больницу чуть ли не этой ночью. И я стоял у этого сгоревшего дома, и мой друг сказал мне: «Ты знаешь, мне кажется, что мужчина до последнего должен пытаться решать свою проблему сам. Если у тебя есть силы попробовать ее решить самому, попробуй, наберись сил. Езжай, только когда тебя уже отвезут». И я услышал его. Там погиб наш кот Киссинджер. Я завернул его в свою белую рубашку, похоронил в лесу, пообщался с Киссинджером и сказал, что я буду держаться. А когда пожары, коты не выбегают из дома, оказывается, собаки бегут, коты остаются. И я собрался в кулак, бросил пить, всё бросил…
…и с тех пор завязал?
Нет, ни в коем случае, ты что! И развязал.
Еще один вопрос. Все чем-то вдохновляются. Мне, знаешь, что было интересно? У вас [в «Инсомнии»] очень необычная цветокоррекция для российских сериалов. Я всегда очень внимательна к цветокоррекции, мне это нравится, я это люблю, я на это смотрю. И вы меня очень удивили, потому что такой жесткий неон, который переходит в пастель во Франции… Ну понятно, явный задел на вертикальный сюжет, потому что в каждой серии ты помогаешь одному отдельно взятому пациенту…
Да.
И еще плюс к этому очень много визуальных цитат. Чем вы вдохновлялись?
Френкель, вопросы к ней. Я как-то спросил у своего друга-режиссера Виктора Шамирова: «Вить, а кто вот режиссер, по-твоему, на площадке, кто вообще может быть режиссером?» Он сказал: «На мой взгляд, это в том числе человек, который знает ответ на все вопросы». Вот она знала ответы на все вопросы практически. Помог ей очень сильно оператор Алишер Султанович. Алишер, пришел магический Алишер… А я же знал…
Интересный Алишер.
Да. У нас же был другой оператор изначально в «пилоте», но предложили искать еще оператора. Нам нужен был кинооператор не сериальный, а оператор кино. И Алишер с его манерой, он снимает ручной камерой. И, казалось бы, история снов, спецэффектов «Инсомнии», то есть это на словах регрессивный гипноз, мы улетели в позапрошлую жизнь. Это же кинематографичная картинка прикольная, машина времени, как во снах. Ты улетаешь, это зрелищно, вэтом экшен.
И вдруг Оля говорит: «Я встречаюсь с Алишером, я так волнуюсь». Я говорю: «Оль…» Ну, она все-таки женщина, она не снимала никогда до этого крупнобюджетный экшен. Она снимала ситкомы, она работает с артистами вообще вот так, по щелчку. Она писала, она знает цену каждому слову, она владеет симптоматикой речи, она прямо бережет… Она работает с текстом очень хорошо, грамотно, я так ценю это в режиссерах, она не засоряет, не мусорит, не дает артистам заниматься этим. И ты, идя за ее текстом и доверяя ей, обретаешь образ, иначе срабатывает страшная штука. Мы вообще жертвы своего опыта, все артисты, тем более взрослые. Мы уже знаем, мы много играли ролей…
То есть если вам режиссер не помог, то вы берете…
…и ты натягиваешь на себя роль…
А тебе вообще тяжело, потому что ты и так врача играл [второй раз — в телесериале «Скорая помощь»]. Я вот как раз сравнивала этих двух…
[Френкель] очень отсекала, она как раз жестко со мной работала в этом смысле, как ни странно. С одной стороны, это моя территория, это Чехов, по большому плану…
Это же нонсенс, ты понимаешь, сейчас на двух каналах, то есть на ТВ-3 и на НТВ, будут идти два сериала, в которых ты играешь врачей.
Врачей. Но мы разные, и я горжусь этим. Я играл роль на сопротивление, можно сказать. Такие роли я играл на театре, а здесь у нас было несколько слов, которыми Оля отсекала лишнее. Если я приезжал со съемок уставший,откуда-то с других съемок, гастролей, она прямо не начинала съемку, мы останавливались на два, на три часа. Она говорила со мной, убирала от меня мои бандитские прошлые фильмы. То есть она меня конструировала, и поначалубыло очень тяжело. Она доводила меня до истерик. Я же не могу ей ответить, она женщина, женщина… Когда она снимала 20 дублей, когда я шел молча, она говорила…
А чего, слушай, тебе не привыкать. А у [Анны] Меликян [режиссера фильма «Марс»] по-другому было в 2004-м?
Нет, ну с Аней проще было. Нет, все-таки это был дебют ее.И потом, я занимался боксом…
Подожди,вот у тебя, получается, 2004 год, фильм «Марс», ты там играешь первуюдраматическую роль, правильно?
Да.
Иэто режиссерский дебют Ани Меликян?
Все женщины меня видят таким спокойным… Меня всеженщины успокаивают в своих ролях. Наверное, ну вот как сама жизнь, она менятоже успокаивает.
Ну, то есть такая параллель получается: твой дебют вот такой яркий, драматическая роль. Потом всё равно всё пошло немного не туда…
Да.
…а теперь ты опять с новой женщиной, с новым дебютом вырулил опять на драматическую роль получается, правильно?
Да.
Но смотри, ты абсолютно прав, зритель тебя привык, вот до того момента, пока ты не выпал из кинематографа, привык видеть в боевиках в таких как бы брутальных. То есть, условно говоря: у них Брюс Уиллис, а у нас — ты.
Ну был, да. Зачем ты напомнила мне?
А потом вдруг ты исчезаешь и абсолютно в новом качестве начинаешь возвращаться, как, например, тот же сериал «#Яжотец». Вообще просто дурного играешь.
Да. Такая острохарактерная роль. Comedy меня вытащили.
Да. Поэтому мне интересно, что тебе ближе. То есть такое ощущение, что ты не можешь никак выбрать, где тебе комфортнее, где тебе лучше. Ты же не играешь то, что дают.
Послушай, нет. Я честно говорю, безусловно, выбираю роль. Не то, что выбираю — я не играю «я вот это хочу», нет. Я имею право выбора, конечно. Я, наверное, из тех артистов, которые не любят сидеть на одной территории. Я люблю эксперименты.
А что любит зритель? Что тебе зрители говорят? Тебя они в каком амплуа больше любят?
Мне в этом смысле… Я тебе скажу: как ни странно, мне это не очень важно. В тот момент, когда я решаю, я доверяю своей интуиции.
А потом? Вот что тебе люди говорят? Ты в целой «Инсомнии» снялся, а они, может, тебя видят и говорят…
Ну, круто. Говорят, никто не ожидал. Это неожиданно, это заслуга.
Нет, я сейчас не про друзей, я просто про людей. Ты же много ездишь по стране.
Да, очень много.
Вот люди тебя видят и говорят: «Гоша Куценко, здравствуйте, вы откуда?»
Ну, я сейчас не так много езжу… Но мои друзья и кого я встречаю. Я вам скажу, что зрители «Инсомнии» — это особые для меня зрители, и я их ценю сейчас как никого вообще, это самые ценные.
А в целом, вообще, в каком амплуа тебя зрители больше любят?
Ну, я же давно на этом рынке… Кто-то вырос на моих фильмах. Кто-то любит меня за «Любовь-морковь», знаешь, как прикольно. А кто-то любит меня за «Мама не горюй», кто-то меня любит за «Антикиллера» и ненавидит меня за то, что я предал эту…
А кто они, кто это любит? Вот я, например, смотрю… То есть, во-первых, я хочу сказать, что на НТВ феноменальный успех, доля 13,6%, то есть это просто ну как бы лидер вообще среди сериалов на НТВ. Кстати, интересно, что там большой вообще процент молодежной аудитории. Но все-таки классически женщины 60+ тебя обожают, как мне кажется, как цифры плюс-минус показывают. Или, может, я ошибаюсь? Какая аудитория твоя? Кто ядро твоей аудитории?
Ну, у меня так в инстаграмах… Меня, кстати, заблокировали…
Да. Почему тебя заблокировали?
Ой, ну я не могу, я по́шло пошутил…
Я тоже искала, я пыталась тебя найти, тебя нет.
Меня блокируют в инстаграме. У меня был 1 млн 100 тыс…
Почему тебя заблокировали?
У меня было несколько предупреждений, вот как на «Первом канале» крестики, мне тоже ставили…
А что ты там-то сделал?
Ну я пошутил, шутка…
Новая этика?
Ну, я пошутил о меньшинствах и…
Что ты про них сказал?
Я даже не помню эту шутку. Это в сторис была мимолетная шутка, она была последней каплей. Меня убрали. Хотя я лояльный абсолютно человек, у меня контракт с Netflix, я вообще…
Ты же в «Анне Карениной», правильно?
Да, я в «Анне Карениной». Поэтому я вообще лояльный…
А ты знаешь, что ты в «Анне Карениной» и заблокирован в…?
Они не знают, что я в «Анне Карениной», если узнают, они меня сразу…
И пусть не узнают никогда.
Я ничего не выкладывал из «Анны», нам же запретили, поэтому они не знали. Бог с ними, я начинаю жизнь заново, видишь, с чистого листа.
Прекрасно. Так ты не договорил, кто ядро твоей аудитории.
Ну, там от 25, а судя по «Скорой помощи» вообще девять лет, там у нас девять, 10, 11, 12. Плюс, я же отец… Я думаю, я — с девяти и до конца.
До бесконечности.
Да, я думаю, я как раз…
В продолжение темы сериалов. С появлением стримингов Netflix, для которого ты сейчас снимаешься, все говорят, что теперь первый жанр на экране — это сериалы. Не кино, а сериалы. Бюджеты, аудитория, оценки, разговоры, обсуждения, тренды, информационное пространство — это сериалы.
Вот раньше крупного артиста как Джуд Лоу представить в сериале было невозможно. Где сериал и где Джуд Лоу? А сейчас кто вспоминает, в каком фильме снялся Джуд Лоу? Все условно обсуждают плюс-минус «Молодого Папу». Ты кто? Ты у нас актер кино, ты у нас актер сериалов, или ты у нас актер все-таки театральный? Помнишь, как раньше все говорили: «Вы перестаньте, я театральный актер». Ты кто?
Вот так я тебе скажу. У меня есть такая даже реплика в картине «Со мною вот что происходит», мы с Шамировым Виктором…
Конечно, шамировская.
Сняли с Витей это кино, и там есть реплика, которую я написал своему персонажу, и мой персонаж говорит: «Ты знаешь, я общаюсь с очень разными людьми в жизни, с очень разными…» Я про себя писал. С самыми разными людьми, и я играю в очень разных работах, я играю в сериале, в кино, песни пою. И я узнаю очень многое. У меня такое ощущение, что я разведчик, что я собираю информацию как жизненную, вообще социальную, так и творческую, художественную, информацию об искусстве, про искусство. Я разведчик, я собираю информацию, но я не знаю, на кого я работаю. Я тебе скажу, я еще не определился, кому это принести. Душа моя, безусловно, я не могу предать театр, который меня кормил…
А сейчас же твой спектакль [Владимир] Кехман [гендиректор МХАТ им. Горького] снял. Или снимет. Да, ну вот в [МХАТ им.] Горького.
То, что я играю с Юлией Кончаловской?
Да, «Сцены из супружеской жизни».
Ну, я не знаю, снимут не снимут. Кстати, мы с ним ездили на гастроли.
«Известия» пишут, что, возможно, Кехман может снять вслед за другими спектаклями.
А, ну я не знаю, это не мне решать. Но мы, кстати, едем, у нас же международная аудитория… В Женеве 11 марта мы играем… В Лозанне точнее, мы играем «Записки русской жизни».
Для банкиров, я не понимаю? Для кого ты там играешь?
А для кого у тебя аудитория?
В Лозанне? Только для тех, кто сейчас выехал и остался за рубежом.
Отдохнуть.
Не для туристов же. Я про Кехмана начала, не могу не спросить. Вообще Кехман как тебе? Как деятельность Владимира Абрамовича?
Я не знаком, к сожалению.
С Кехманом познакомить?
Ну конечно. Познакомь меня со всеми своими знакомыми, я прошу тебя.
Странно, что ты не знаешь Кехмана.
А откуда? А как? Мы не пересекались.
А как вообще смотришь? Ты же у [Эдуарда] Боякова [бывший художественный руководитель МХАТ им. Горького] работал, играл, ты был доволен? Это правда так, как сейчас Володя говорит, что огромное количество денег потрачено бесцельно? Ты в курсе, читаешь?
Нет, я не знаю. Меня вводил Андрей Сергеевич в этот спектакль, мы начали репетировать его дистанционно, сидя. Он позвонил мне, когда началась пандемия, и мы вышли, сыграли… Мы, к сожалению, нечасто его играли, каждый раз мы как заново начинали, он не успел войти в репертуар. Потом мы отменяли спектакли из-за пандемии, из-за опасности этой осенью мы не играли. Поэтому я играл в Горького раза три.
А скажи мне, в «Карениной» кого ты играешь?
Стиву.
Слушай, ты не взрослый для Стивы?
Я не могу тебе ответить на этот вопрос.
Почему?
Нам запретили.
Нет, а что я сейчас тебя спросила? Я спросила, не взрослый ли ты для Стивы.
У меня контракт. Отлично я там, великолепно я там вообще.
Просто, ты знаешь, я могу тебе сказать, у меня есть разные подруги. У меня есть подруги, которые тебя очень любят, есть подруги, которые тебе передавали: «Он вообще не сексуальный в „Инсомнии” с Машей», — когда у тебя постельные сцены с Машей Мироновой.
Не сексуальный?
Не сексуальный.
Ну, когда у меня автомобильные сцены с Машей Мироновой.
Да, когда у тебя… Прямо лег тюленем на Машу.
Ну, я прятал свой живот, ха-ха.
Я это поняла. Ты прятал его, еще когда ты на пляже сидел со Старшенбаум, когда ты ее привозишь.
Да.
И там ты его прятал, живот. Ну, так все-таки — ты сексуальный актер или не сексуальный?
Да, я там заболел COVID. Послушай… На пляже…
Потому что Стива-то, он у нас…
В Стиве я чувствую себя как рыба в воде, я тебе отвечу на этот вопрос так. Это одна из самых любимых ролей, и эти съемки, которые… Я не могу о них ничего говорить, вообще ничего, но я скажу, что для меня…
А ты же ничего не говоришь в России, это же канал на Америку вещает.
Ха-ха-ха! Я хочу сказать, что я получаю огромное удовольствие, там шикарный каст, я играю, моя сестра (я говорю известную информацию, которая позволена) — Света Ходченкова, мы даже похожи чем-то. И я думаю, кстати, моим последним аргументом, который был: я прислал продюсерам, я взял программку, взял свое лицо, я перефразировался в Светку и сказал: «Обратите внимание, мы похожи». Они посмеялись, но тем не менее…
Там же были видеопробы, которые вы все присылали.
Конечно, куча была проб. Ну и для меня…
Я имею в виду автопробы, то есть…
Нет-нет. Автопроб не было, были актерские пробы, сразу читки, пробы, потом читки, читки, много читок. Но я получаю удовольствие. Там размах, конечно, чего говорить. Там я вспоминаю молодость, кино…
Говорят, сюжет — огонь.
Там сюжет шикарный, там это адаптировано, написано современным языком произведение. И мы играем современных людей…
А это близко к «Карениной»?
Конечно. Но есть нюансы.
А этически?
Я думаю, потрясающе всё. Это узнаваемо, это наша жизнь. Это произведение о безумной любви, любовь, там рулит любовь. И Светлана просто прекрасна.
Насколько я знаю, там прямо в «Анне Карениной» будут тусовки в притонах, там будут…
Ничего не могу даже сказать. Даже не могу называть локации.
А, я попала!
Я локации даже не могу сказать, мы подписаны…
Я понимаю, да. А как там с сексуальными меньшинствами? Будут?
Сейчас, не соображу…
Нет, ну я спрашиваю.
Наверняка.
Да?
Да, наверняка. Я думаю, почему бы и нет. А что?
А как ты вообще к «новой этике» относишься?
Я нормально, я лояльно отношусь.
Нет, я имею в виду, что, например, на Netflix обязательно теперь уже в сериале должен быть один мужчина нетрадиционной ориентации, один мужчина или женщина темнокожая… Ну то есть всё, начиная от того, что Анну Болейн сняли темнокожей, заканчивая…
Слушай, я отношусь… Это немножко не наша территория, и нам, конечно… Я вынужден использовать юмор, чтобы говорить об этом, понимаешь.
Ну, «Сказки Пушкина» видел? Вот тоже.
Где Гофмана, в этом самом?
Да.
Нет, в театре…
Да-да-да. Вот это же классика, правильно?
Ну да.
А теперь представь, когда это переносят в кино.
Я нормально к этому отношусь, почему бы и нет. Кино для этого и сделано. Кто сказал, что кино — это какая-то очерченная территория? Я считаю, что в кино можно делать вообще всё, и чем больше мы будем делать в кино, тем меньше этого будет в жизни, это моя глубокая позиция. Мне мама моя говорила: «Юра, на сцене и в кино делай всё что угодно, не делай этого в жизни». Поэтому я за свободу кинематографа, я за отсутствие цензуры на платформах. На телевизионных каналах она присутствует, потому что там есть дети, которые нажмут эту кнопку, они выросли с пультом в руках.
Ты за свободу?
Да, нужно обретать…
Ты говоришь, ты большой фанат площадок и стримингов, и мне интересно, как часто тебе предлагают оригинальные проекты. Говоря нашим языком, какой pipeline у тебя сверстан на 2022-2023 годы? То есть расписан ли ты на площадках? И скажи, пожалуйста, если есть выбор — например, массовый проект (как, например, «Любовь-морковь»), и, условно говоря, оригинальные проекты, практически арт-хаус, который увидят только зрители площадки, — что ты выбираешь?
Ты давишь на все болевые точки. Откуда ты это всё знаешь? Конечно, я тебе говорю, весь ужас актерской профессии в том, что ты пересекаешься сроками, ты пересекаешься жанрами и смыслами своей жизни, безусловно. Нет ничего страшнее и приятнее… Например, у меня были такие моменты, когда были шикарные проекты, я не знаю, ведущие проекты, в которые я не смог попасть из-за театральных гастролей.
Например?
Это случалось регулярно. «Девятая рота».
А, ты в «Девятой роте» не снялся, потому что у тебя были елки?
Театральные гастроли. Назовите это «елки», но это гастроли моего любимого спектакля, в котором я был в одном составе. Очень много таких работ, я тебе скажу…
Это Ladies’ Night, что ли?
Ну, в тот момент какой-то другой спектакль, у меня их много было наименований. Но какие-то, да, я не мог отменить театральные гастроли.
Ну а сейчас вот как? Ты же можешь выбирать. То есть, условно говоря, есть, например, большое массовое кино…
А теперь вообще самое страшное время: театр нереально, невероятно сдал, и мои друзья-прокатчики, с которыми я работал и благодаря которым я выживал долгие годы, когда меня не снимали, у меня были такие годы, когда у меня в год было по 20 съемочных дней. Я сидел без хлеба. У меня умирали от рака родители, я сидел, и никто меня не снимал. И я тебе скажу, я жил театром и имел 15-20 спектаклей в месяц. И я жил, и я чувствовал себя театральным…
Антреприза, ты имеешь в виду, да?
Антреприза «Моссовета». Я же актер Театра Моссовета, я играл там. И антрепризный, у нас ведущая компания, с которой я объездил всю страну. У меня нет ни одного спектакля, который бы не был успешным. Кино есть, а спектакли, театр — нет. И потом, я же работал с Шамировым 20 лет. Мы сняли пять картин, мы сделали с десяток спектаклей (может, я преувеличиваю, но по ощущениям где-то так). Когда работаешь с Виктором, то ты работаешь, ты знаешь, что в эту секунду, когда ты с ним снимаешь или играешь, ты находишься в топе, назовем это, ты на высоте творческой. То есть ты неповторим. Как в мюзиклах «Метро» и «Пола Негри», мы чувствовали, что ты делаешь что-то первое в жизни. Ты не вторичен — это самое главное.
К Шамирову еще вернемся. Ты очень ярко и эмоционально говорил сейчас за кадром о том, что ты не согласен с тем, что сейчас хотят убрать нецензурную лексику из сериалов.
Да, я не согласен, я прошу прощения, но…
Ну, а почему? Зачем вот этот трехэтажный мат? Дети смотрят.
Я считаю, что платформа — это такой высокотехнологический цифровой процесс, который может себя защитить, который может правильно работать со своей аудиторией. Я правильно тебе сказал, мы защищаем свои цифровые кошельки — мы можем защитить свои информационные кошельки. Ставьте ограничения…
Ну в «Инсомнии» ничего нет. Вот я сейчас смотрю, там микромат.
Там микро. Мы боролись. Более того, делая вариант для ТВ-3, мы даже в дублях снимали какие-то вещи…
Сразу же без мата?
Меняли, да, если там было нецензурное выражение. Я бы называл «цензурные» и «нецензурные» выражения, потому что слово «мат» — это такое шахматное слово. А тут… Мы меняли его, и что-то терялось от этого. Мы чувствовали, мы проигрывали два дубля, а потом решали, восполнимо это или нет. И я знаю, что есть такие ситуации, я даже в театре это делал, когда невозможно… Давайте не будем ханжами, мы живем в реальном мире. Это же не просто так придумано — для хулиганов и сквернословов. Нет, не все слова на Земле могут иметь десять значений. Есть слово, которое имеет тысячу значений, и оно есть в негативном и в позитивном смысле. Ставьте ограничения, найдите способы, как детям…
Ну, то есть ты сейчас как Сергей Шнуров говоришь про мат.
Ну не так. У меня нет ни одной песни с матом. Например, ты знаешь, музыка — мое хобби, которое спасает меня. Благодаря музыке я спасаюсь от алкоголизма, от идиотского провождения пустых свободных вечеров. Мои живут за городом, я остаюсь в Москве и еду на студию. Я пишу музыку для кино. Благодаря моему увлечению мы написали музыку для «Инсомнии»!
То есть в «Инсомнии» твой саундтрек?
Да, это мои музыканты, Руслан Лукьянов, Михаил Кадурин и Олег, бас-гитара…
Как ты Никишова с Федоровичем убедил?
Я убедил Френкель…
Это твой дебют в кино?
Нет. Во-первых, мы пишем музыку практически ко всем работам, где я снимался. Там моя музыка.
А, то есть это вот так вот? Если ты снимаешься, то давайте…?
Ну, бывает, что нет. Например, к «Скорой» чей саундтрек? Я считаю, заслуга наша отчасти и музыки, «Как бешеная скорая» — это моя песня, мои слова. «Любовь летит по городу, И скорой нужна скорая, Лети…» Мы пишем саундтрек «Скорой», и, я тебе скажу, он очень отличается от других саундтреков. Я слышу, что происходит. А в «Инсомнии» Френкель рулила. Оля — певица изначально, она музыкант, она знает о музыке всё.
Скажи мне следующую вещь. Вот не могу не развернуть картинку на 180 градусов… Вернемся на Запад. Вот мы здесь поговорили про цензурирование, на Западе сегодня, как ты понимаешь, с темой «новой этики», кэнселинга и многих других вещей…
Да.
…они просто полностью разрушают карьеры. Ну, то есть был Кевин Спейси, нет Кевина Спейси…
Да-да, ужасно это всё.
Ничего, что оправдали. Всё, больше его нет.
Я сыграл Кевина Спейси в Comedy Club пару лет назад, Вайнштейна играл…
Вот насколько вообще эти темы ограничивают сегодня телевидение, кино, театр, например, в России? Применимо вообще к нам? Ты веришь, что в один прекрасный день эта этика придет к нам?
Послушай, у меня даже есть сценарий про харассмент, я его два года пишу, вот сейчас он…
Тебя это лично коснулось?
Ну, так или иначе нас всегда это касается. Ну, конечно, касается. Там, где есть соцсети, тебя это касается. В соцсетях ты же всё равно знакомишься с кем-то, а мы люди необученные. Всё равно встречаешь людей, которые монетизируют это моментально, которым нужно продвигать свое…
А тебе кто-нибудь так… ?
Я налетал так, конечно.
Ты шутишь?!
У меня два года назад… Да нет, я абсолютно… Искал танцовщицу и в Питере налетел, это был известный скандал. Она даже к Гордону приперлась, эта девчонка, я не помню ее имени…
То есть ты ей типа: «Пришлите пробы»?
Я ее пригласил, говорю: «Послушайте, я ищу танцовщицу», — а у них имена похожи, они в поисковике рядом были, она была из Питера. Я говорю: «Слушай, приходите, пообщаемся, я видео снимаю, приходите в гостиницу». Назвал гостиницу прямо, причем гостиница известная — «Гельвеция». Там все сидят во дворе.
Конечно, я даже владельца гостиницы знаю.
Конечно. Там же сидят все во дворе.
Там сидит Венедиктов во дворе.
Послушай, был бы я идиотом, если бы назначал кому-то свидания…
Невзоров, Венедиктов, Кобаладзе…
И они сидят там, я пригласил туда. Я говорю: «Что так волнуетесь? Приходите туда». Она такая говорит: «Да?» И она вдруг говорит: «Слушай, а можно я выложу нашу переписку?» Я говорю: «Конечно, приходите, еще меня сфотографируйте и выложите репортаж». И она выложила, изоврала всё абсолютно.
Подожди, так она пришла в гостиницу?
Она не пришла в гостиницу. Она оказалась феминисткой какой-то питерской ведущей, молодой девчонкой. И она засадила меня там, уничтожала.
Подожди, я не поняла, а что она? Что типа ты ее позвал сниматься в порно, или что ты там от нее хотел?
Нет, я пригласил ее поговорить по поводу видео…
В гостиницу «Гельвеция».
Да, «Гельвеция», во двор, в ресторан. Она говорит: «Давайте встретимся в другом месте». Я говорю: «Я не могу». Во-первых, ковид кругом был. Сижу в гостинице, у меня съемки, мне нежелательно покидать ее пределы. Я говорю: «Успокойтесь, что так волнуетесь?»
Так она что?
Не знаю. Она вот взяла, воспользовалась.
Что типа ты негодяй?
Подраскрутилась, да, типа я такой вот харассмент, как я мог ее пригласить и угостить… Я предложил угостить ее обедом — ее это оскорбило, как оказалось. Я говорю: «Во-первых, я сам ходил поесть…»
Вот она, «новая этика», конечно.
Да, вот «новая этика». Поэтому нужно относиться как-то с умом ко всему. Мне кажется, как бы нервы здесь, вообще эмоциональные высказывания… Почему артистам сложно? Мы еще все существуем на нервах…
Кстати, по поводу платформ, пока не забыл. Объясню, почему я против цензуры на платформе. Потому что тот зритель (извини, так перескочил, но это нас касается), которого мы завоевывали, вот всего лишь четвертый год, да, существуют платформы, PREMIER начал эту историю. Помнишь: «Домашний арест» — что мы делаем, как мы можем, нужно выложить, выпускать в эфире, куда мы гробим такую работу? Но умные люди смотрели вперед. Первая работа, которая вышла, я там, кстати, тоже был в небольшой, но смешной роли. Так вот, всех зрителей, которых мы завоевали за эти три года — они будут уходить.
Почему?
Они будут уходить на американские платформы, потому что там можно всё. А у нас в самый момент, когда ты доверился… Знаешь, зритель воспитался, и в тот момент, когда он подключил интуицию, он слышит и верит нам.
Где заканчивается свобода на платформе? Объясню свой вопрос. Я сейчас не осуждаю, я просто констатирую. Я зритель Netflix, я с самого начала, как только появилась возможность, подписалась одной из первых, смотрю. Вот, например, там в топе сериал Élite, очень хороший испанский сериал, очень популярный. Там есть гомосексуальные сцены, как бы там достаточно подробные, скажем так. Причем не между двумя мужчинами, как это было, например, в «Голубой горе», а между, например, тремя мужчинами.
Сейчас, например, появился новый мультсериал, тоже очень популярный, от Netflix, тоже в топе, тоже в трендах, Q-Force называется. Там смысл в том, что CI уже не может спасать мир, и мир спасает специальный отряд, состоящий из гея, из квира, из лесбиянки и из одного очень туповатого большого белого гетеросексуального парня. Я так могу до бесконечности продолжать…
Но они спасли мир?
Спасают, спасают. «Золушку» видел новую?
Нет.
В новой «Золушке» фею играет мужчина. То есть это мужчина, он очень известный, Билли Портер. Я думаю, ты его знаешь, это который переодевается в очень красивые…
Да-да.
Вот он играет, собственно говоря, Золушку и т. д.
Ну, это есть простое слово русское — «на любителя». Вот на любителя и всё. Кто любит это, пусть смотрит, нормально.
Здесь просто вопрос в другом, понимаешь. В рамках этой «новой этики» — то есть я понимаю американскую культуру — так как они пошли за этот буек, дальше в принципе нельзя останавливаться, то есть надо идти дальше, дальше и дальше.
Нет, ну подожди, ну зачем же, ну что же мы… Я предлагаю, если мы видим воронку, которая крутится, мы называем это воронкой.
Поставлю вопрос конкретно: тебе предлагают играть, например, в сериале, где ты играешь гея, у тебя большая любовь с другой мужчиной и, соответственно, ты с ним целуешься.
Нет, «с другой мужчиной» — нет, сложности у меня с этим.
Почему?
Ну, у меня физиологические сложности.
То есть ты как артист себя ограничиваешь?
Я не смогу, да.
Целоваться с другим мужчиной.
Я не буду чувствовать себя свободным.
Ну вот, это «новая этика».
Я не смогу.
Ну как? Ну ты что, плохой артист? Почему ты не можешь поцеловать мужчину?
Послушай, я как артист отказываюсь от многих ролей.
Может, потому, что ты не хочешь…?
Я не буду в кадре издеваться над детьми, я не буду…
То есть у тебя есть момент того, что ты думаешь: «Мои дети будут смотреть то, что я делаю, я бы не хотел»?
Есть.
Ну, то есть ты бы не хотел, чтобы твои дети вот это всё видели, правильно?
Да, присутствует, конечно. Дети… Подожди, я не хочу, чтобы они меня видели в этом.
Ну, то есть вот ты и цензурируешь. То есть, условно говоря, твое понимание цензуры: ты не хочешь, чтобы твои дети видели вот это, вот это, вот это, вот это…
Ну, когда их папа играет в сериале, моему ребенку 25 лет, моей дочери 25, я не стесняюсь и…
Ну, «Анну Каренину» они все будут смотреть, правильно?
Ну да, ну конечно. Смотря какую они поставят плашечку.
То есть не всем покажешь?
Ну, они подрастут и посмотрят.
А почему? То есть там есть что-то, что нельзя показывать?
Я не знаю. Я еще не смотрел материал.
Но ты снимался.
Ну, те сцены, в которых я снимался, они могут посмотреть, но что в материале, в сценарии, что сделают творцы, я не знаю. Потом, мы занимаемся своими ролями…
Ты вообще веришь в свою карьеру на Западе?
Нет.
Как уверенно. Почему?
Я прошел этот путь уже.
Потому что старый или что?
Да нет, дело не в этом. Кто-то и связывает свою старость с карьерой. Послушай, я как артист, практикующий давно и долго, я знаю свой инструмент — это язык, на котором ты мыслишь. Есть такие красивые артисты, женщины, мужчины — ты приезжаешь туда, тебе говорить даже не нужно, всё будет шикарно.
Да, согласна.
Я говорящий.
Тогда вопрос — а как «Игра в кальмара»? Вот что, там все красивые? Нет.
Ну…
Все похожи на нас? — нет.
Ну нет, я не об этом.
А как, как этот сериал…?
Язык, мне нужен тогда язык, нужен английский язык, нужно жить им.
Я тебя спрашиваю, а как тогда южнокорейский сериал?
Ну, там вообще это субкультура…
Ты его видел?
Я смотрел, да, две серии.
И как?
Ну, мне тоже тяжеловато отдать себя до конца ему. Я уже понимаю, о чем это, я ловлю этот жанр… Вообще, корейцы для меня — особая территория. Я и театр знаю корейский. Вообще, это субкультура другая, они по-другому существуют. Я с корейцами играл.
И как?
Они наигрывают. Они яркие, они наигрывают, они такие…
Ты знаешь, я сейчас только закончила смотреть невероятный сериал «Гоблин», мне как раз Лили Шерозия рекомендовала. Это космос.
Я посмотрю.
Я 15 серий ждала, пока он ее поцелует, и он ее поцеловал. Ты знаешь, как? Так, как ты первый раз в своей жизни поцеловался, спойлер. То есть это просто вот так вот.
Ой, зайка.
Да.
Чудесно. Нет, у них шикарное чувство юмора…
Они поженились, и в кровати первая брачная ночь, они в одежде, естественно, то есть пижамы, всё как полагается и т. д.
Вот это по-нашему, вот это цензура, я понимаю. Вот это moralité.
Ты меня удивил, ты сказал, что [президент Украины Владимир] Зеленский плохой актер. Должны ли артисты идти в политику? Насколько удачно у них это получается? И чем это заканчивается?
Ты жесткая, конечно… Я не сказал, что он плохой актер.
Ты сказал «настоящий артист», я цитирую тебя, «не пошел бы в политику».
Мне кажется, я по себе сужу, потому что… Нет, ребята наши, мои коллеги идут в Госдуму, отлично. Но, мне кажется… У меня такая ситуация, я по себе это понял. У меня был момент, когда я мог уйти в политику…
Господи, тебя приглашали в депутаты?
И в депутаты, и неоднократно, меня приглашали, я мог баллотироваться, я мог быть губернатором…
Твоя судьба могла повернуться по-другому?
Я очень люблю людей, и у меня так заточено, видимо, благодаря театру. Нас так учили. Я-то учился в СССР и в школе, и в театральном институте, начинал учиться практически в СССР. Поэтому у меня подход к театру прямо по Станиславскому: «Священнодействуй или убирайся вон». То есть у меня это территория святости. И зрители для меня…
Просто ты губернатор — это чисто «Домашний арест», я даже представить не могу это всё.
Нет-нет-нет, я абсолютно не «Домашний арест». Губернатор… Ты чего?..
Нет, я имею в виду, просто это комедия.
Ты знаешь, что я коммунист, что у меня…
Ты коммунист?
Да, я член Коммунистической партии СССР… И я принимал…
Так что же вы, коммунисты, лосей стреляете?
Послушай… Начинается… Во-первых, это другая немножко партия…
А что, как это? Ваша родная коммунистическая.
КПСС — это немножко другая была партия…
Это потому что просто вам неприятно, что вы лосей стреляете…
Послушай… Это ужасно. Я в лосей никогда не стреляю.
…и [депутату Госдумы Валерию] Рашкину не рекомендуешь.
Я стрелял в последний раз в детстве в кабана, который бежал на моего отца. Я отца защищал. Ну и пару уток в моей жизни было. Но лось, конечно, святая территория, это не обсуждается.
И я очень свято верил, я тебе скажу, в устав Коммунистической партии Советского Союза. Я верил в него посильнее, чем в Библию. Многие верят и сейчас. Для меня это Библия была, и они, кстати, схожи во многом. Поэтому я верил во всё светлое, человеческое и вечное. Я утопист, можно сказать, в нашем времени. И конечно, это наивно и глупо, безусловно. Я актер, я обыгрываю это, но позиция моя актерская — она абсолютно миротворческая.
То есть ты как Дима Певцов не сможешь?
Нет, я не смогу. Узнав правду — а ты узнаешь правду, политики знают правду больше, чем мы, обыватели, им запрещено жить в иллюзии, у них работа такая, и ты не денешься никуда — кто-то получает от этого удовольствие, кто-то страдает, но остается на посту. Я не выдержу, я умру на второй день от разрыва сердца.
Большое тебе спасибо за этот прекрасный эфир. Живи как можно дольше, Гошенька, живи с нами!
Спасибо.
На НТВ, на ТВ-3.
Мне нравится работать с тобой. Хочешь, я могу тебя подменять? Если ты будешь в командировке…
В этой передаче?
Я могу тебя подменить пару раз.
Хочешь, вот как раз новогодний эфир ты и проведешь?
Ха-ха.
Настя Шкатова, наш продюсер, будет счастлива, а Сергей Владимирович Шнуров, считай, тебе уже сделал предложение как генеральный продюсер этого канала. Новогодний эфир ведешь ты. Спасибо тебе огромное.
Поехали.