«Дед служил с Брежневым»: как одессит бежал в Россию и стал добровольцем

Первые 13 бойцов-иностранцев, проходящих службу в рядах Добровольческого корпуса, получили российское гражданство. Среди них выходцы из Сербии, Шотландии, Шри-Ланки, Колумбии, а также Молдавии, Беларуси, Узбекистана, Туркмении, Южной Осетии и Абхазии. Это определенный прорыв, так как до этого процедура получения гражданства для добровольцев была своеобразным испытанием и чаще всего заканчивалась отказом.

Вот история жителя Одессы Владимира Матченко, который рассказал RTVI, как участвовал в движении «Антимайдан», бежал в Россию, а затем воевал за Донбасс, прошел кровавые бои в Изюме, оборонял Херсонскую область, но заветный красный паспорт ему не хотели давать несколько лет.

«Я не мог предать своего деда»

В 2014 году в Одессе в Доме профсоюзов сторонники Майдана заживо сжигают людей. Кадры этих событий облетели весь мир. Вы тогда жили в Одессе, расскажите, чем вам запомнилось то время и почему вы уехали в Россию?

Когда начались все эти события на Украине, я имею ввиду Майдан, я состоял в «Партии регионов». Потому что это была единственная на Украине партия, которая работала на сближение с Россией. А меня воспитал мой дед Спиридон Акимович Попов, он привил мне любовь к России, он был ветераном войны, служил с Брежневым, воевал вместе с ним на Малой земле и закончил свой военный путь в Чехословакии.

Больше всего мне запомнилось предательство наших же товарищей, которые переметнулись на сторону майданщиков после событий в Доме профсоюзов и теперь они выступают активно против России. А я ведь многих людей знал, тех кто погиб в этом пожаре, знал тех, кто митинговал на Куликовом поле.

Сам я не одессит, мои родители жили в Молдавии, теперь это Приднестровье, а бабушка с дедом — в Одесской области, это Беляевский район. Мне больше нравилось жить у деда, и я перебрался в Одессу. Там получил паспорт гражданина Украины, там же нашел свою любовь и женился.

В Суворовском районе партия поручила мне быть старшим ячейки, собрать свою группу сторонников, и я собрал. Много у меня было народу, до 100 человек. Женщины, мужчины, дедушки и бабушки. Кроме политики я занимался бизнесом, работал с сетью магазинов, что-то типа «фикс прайс».

Я не был номинальным членом партии, как многие, у меня всегда висел флаг «Партии регионов», и все знали, что я ее сторонник, что я за Россию. Были моменты, когда начался перелом на Украине, меня ругали, потом уже стало опаснее, и были угрозы убийством, нападения, меня несколько раз избивали.

Вы говорите о предательстве, а кто, например из ваших соратников сменил сторону?

Таких много. 80% «Партии регионов» нас предали. Человек, на которого многие ориентировались, кто был моим наставником — это Геннадий Труханов, бывший мэр Одессы. Мы его выдвинули на пост мэра от нашего Суворовского района. И был еще один влиятельный человек — Александр Александрочкин, депутат Одесского горсовета. Я смотрю на них всех и удивляюсь, почему они меня учили одному, а сами… Я-то пошел до конца. Ездил в Киев за Януковича и за «Партию регионов».

Чуть не забыл! Гончаренко Алёша, который больше всех орал: я за русский язык, я русский и буду защищать Россию. Потом взял и сдал всех, кто у нас там был. И нас искали поодиночке. Это благодаря ему и его команде растерзали главный штаб «Партии регионов». Там было много погибших. И девочек насиловали и убивали. Мы вынуждены были скрываться.

Вас поймали или удалось сбежать?

Пока меня искали в Одессе, я бежал в Киев и спрятался там. Я думал они в Киеве не будут искать. Город-то огромный. Но нашли. Кстати, я работал в «Гулливере», рядом находился штаб Олеся Бузины. Я его часто видел, мы с ним здоровались. В 2015 году Олеся убьют…

Как вы думаете, какое будущее у Труханова?

Он сбежит. Сбежит в Россию. Россия добрая, примет. Тем более он очень много знает. Могут договориться.

А как вы думаете, почему люди не стали бороться за Януковича?

Во-первых — он сбежал, а это конец любой борьбе, когда лидер бежит. Во-вторых, потому что большинство наших депутатов, помощников депутатов и пророссийских политиков были бизнесмены, и я думаю, что это серьезный фактор — они не хотели терять свой бизнес, пытались удержать свой статус. Я же мог потерять, мог уехать, меня ничего не держало. В-третьих — воспитание. Я не мог предать своего деда, как Зеленский или мои родственники, которые до сих пор говорят, что я путинист, агрессор, что меня мало убить. Пусть говорят! Я остаюсь верен себе.

«Ходили и разрушали всё»

Вы упомянули что ездили в Киев за Януковича, что вы там делали?

Возле Верховной Рады есть Мариинский парк, там у памятника Ватутину был наш лагерь — «Антимайдан». Мы показывали, что Украина — это не только эти «скачущие» идиоты. Мы ходили на Майдан в разведку. Поэтому я знаю, что говорю, — большая часть из них приехала с западной Украины. Их было много, но, если бы не предательство Януковича, мы бы их затоптали. У нас было больше шансов, у нас было больше людей.

Вы сказали, что тех, кто был за Януковича в Киеве было больше, но это были бизнесмены и пенсионеры, т.е. обыватели, а на стороне Майдана были радикалы, футбольные ультрас, нацики с западной Украины. Как в уличной борьбе вы могли их победить? Да и было ли вас действительно больше?

У них было меньше идейных людей, меньше активистов. Основная масса вышла просто за деньги. Они получали где-то около трёх тысяч на сутки гривнами (чуть более 5 тысяч рублей). По данным, которые к нам стекались, боевым группам, тем кто дрался, кидал коктейли Молотова, платили по тысяче долларов.

Мы же поехали защищать наше. Ну, это уже другой вопрос. Важно то, что их было меньше, нас было больше.

Вы сказали радикалы, но и мы были не одни, с нами был «Беркут» (спецподразделение МВД Украины, — прим. ред.). «Беркут» нас защищал, мы защищали «Беркут». Это было двустороннее соглашение. Очень много было провокаций. Из того, что больше всего запомнилось — подъехала машина, и из нее в наши палатки полетели коктейли Молотова.

Потом, когда Янукович сдал свои полномочия, к нам подошли лидеры лагеря и сказали: ребята, расходимся, нас предали. И практически сразу, после того как мы разъехались по регионам, начались расправы, националистический террор. И я уже бежал из Одессы в Киев.

А кто преследование организовал? СБУ?

СБУ тогда была развалена. Они не выбрали сторону и ничего не делали. А нас ловили националисты. Особенно усердствовали будущие «азовцы»* и мелкие криминальные банды. Всем, кто не хотел подчиняться и платить, они ходили и разрушали все, били витрины в кафе, громили бизнес. Я это видел в Одессе, а потом и в Киеве.

Увидели флаг, который им не нравится, или то, что говорят на русском, начинали дубасить. Хотя при этом сами разговаривали на русском. Вот это нонсенс.

В украинских СМИ, да и в интервью участников событий у Дома профсоюзов, тех, кто разогнал активистов на Куликовом поле, красной линией проходит тезис — если бы мы их не разогнали, было бы как в Донецке и Луганске. На ваш взгляд, почему у вас в Одессе не получилось?

Надежда была, тем более, большинство местных жителей было на нашей стороне, приезжал Олег Царев, подбадривал: «ребята, давайте, вот Донецк встал, Луганск встал. Давайте сделаем и здесь!» Но надежды — это одно, а другое дело — граница с Россией. В Донецке и Луганске удалось удержаться только потому, что регионы граничили с Россией. Тут к гадалке не ходи, все ясно.

Мы Царева, кстати, охраняли. Он об этом сам не знал, но тогда было уже надо охранять, на него уже начинали охотиться, как на яркого лидера.

То, что происходило вокруг Дома профсоюзов, ваше мнение почему это вообще произошло, почему сожгли людей, почему разбивали арматурой раненым головы?

Я вам объясню, там были зэки, очень много было зэков. С тюрем их набрали для разгона активистов, из Киева и Харькова приехали ультрас, чтобы побыстрее решить проблему с пророссийским протестом. Но на ультранасилие подвигло не это, а скорее бездействие местных властей. Ведь могло бы быть по-другому — милиция и спецназ могли все это пресечь.

«Антимайданщики» были слабо организованы, не было силовых групп, не было лидеров. Раздавали анкеты, вступайте в ряды, вот весь уровень самоорганизации. Конечно, надо было создавать самооборону, противодействовать. На границе в Одесской области выставить посты милиции и не пускать в город группы ультрас. Но местная власть-то уже убежала и встала на другую сторону. Вот поэтому так и получилось.

Сами ультрас не знали, что делать, они прибыли напугать, подраться. Думаю, поджога не было в плане и вышло стихийно. Они сами не хотели этого делать, но сделали. Чтобы всему миру показать, что «мы — сила». Это их был девиз такой. «Мы — сила», скандировали они у Дома профсоюзов. А вот кто запрещал пожарным тушить пожар, это интересно, и это были не ультрас. Я думаю, когда Россия вернет Одессу, это преступление будет расследовано.

Вы действительно верите, что хватит сил дойти Одессы?

Обязаны дойти. Это наш город. Его основала Екатерина, он всегда был русским городом. Кроме того, без Одессы России будет трудно удерживать Крым. Всегда будет угроза судам и флоту.

Бегство в Россию и жизнь в монастырях

Как вас вычислили в Киеве?

Это было в 2015 году. Тут могут быть разные варианты. Я был не сдержан в соцсетях, писал Авакову (бывший министр МВД Украины) в личку: «Что же вы делаете? Вы же от Харьковской области к нам приезжали, говорили про дружбу с Россией. Сами нам говорили, что надо защищать наши интересы, и сами стали противником всего этого? Как так можно?» Он сообщение прочитал, но ничего не ответил.

А через неделю начинают мне звонить якобы от банка, никогда не звонили, а тут позвонили. На украинской мове разговаривают. И вопросы задают совершенно специфические, которые банк никогда не спрашивает: где вы живете, а где вы сейчас находитесь. При этом сами же и говорят, где я нахожусь. Я поговорил с ними, в итоге им нужно было, чтобы я по якобы банковским делам подъехал по адресу, ну и назвали какой-то. Мне стало понятно, что меня нашли и возможно вычислили по банковской карте, я же снимал деньги.

После всех этих звонков я не стал тратить время, быстренько собрался, электричками доехал до Сум. Оттуда до Шостки, от Шостки уже до Середина-Буды, а там уже пешком шел по железнодорожному полотну.

Меня заметили украинские пограничники, стреляли вверх, чтобы я остановился. Но я убежал. Между Середина-Буды и российской Суземкой пять километров. Пока прятался и бродил — видел волков. Очень страшно было.

Потом меня поймали российские пограничники — выстрелили из ракетницы. Я им все рассказал. Потом были еще и еще допросы, а затем суд. Судья мне поверил, и меня впустили в Россию. Из всех, кого со мной судили в тот день, я был единственный, кого суд оправдал и не постановил депортировать. Но остальные были не политические.

Когда бежали в Россию думали, что делать, какой план был?

Никакого. Думал, как сделать гражданство. Но это оказалось практически невозможно на тот момент. Где-то полгода я жил в Брянске, в монастыре. Был трудником. Покойный ныне игумен мне помогал получить российское гражданство, делал что мог, но не вышло.

Я решил поехать в Москву, к Жириновскому в ЛДПР. Мне импонировала его позиция, что он за русских. К тому же ЛДПР работает в Тирасполе и всегда защищает позиции Приднестровья. Думал покажу Жириновскому приднестровский паспорт, расскажу свою историю, и уж в Москве мне помогут. Приехал в Москву, жил тоже при монастыре. Ездил, рассказывал. Не помогли. Ну, думаю ладно. А в Новороссии уже война шла гражданская, думаю, надо возвращаться. Поеду воевать, как доброволец. Приезжаю в Ростов, иду в военкомат — не берут. Поселился в Ростове при монастыре. Устроился на работу. И в 2022 году, когда началось СВО, меня уже взяли добровольцем.

Бои в Шервудском лесу

Скажите, а как вы восприняли начало СВО? Для многих это было шоком.

Я ждал СВО. Потому что надо было, чтобы Россия помогла людям здесь. Мы сами не могли справиться уже никак. Европа полностью их взяла на свой баланс, вскармливала этого пса для нападения на Россию. И для меня это была удача, потому что до СВО я не мог помочь тем, кто остался.

Расскажите про ваш боевой путь, где вы служили, где участвовали в боях?

Я попал в набор группы «Оплот», это Захар Прилепин набирал людей. Участвовал в боях за Изюм. Самое страшное в жизни, что со мной было — это бои в Шервудском лесу. Он находится вдоль трассы Изюм — Славянск и охватывает русло Северского Донца от Изюма до Святогорска. По интенсивности боев там было как в Бахмуте. Мы этот лес освобождали… Я видел много смертей своих товарищей…

И вот один раз моя мотострелковая группа попала в окружение. Мы несли нашим товарищам оружие и боеприпасы, вышли на поле подсолнухов. И тут начали по нам стрелять. Слышу, как возле уха летают пули! Первым у нас шел пулемётчик Ли, он погиб. Сразу его убили. Остальные рассредоточились и залегли. Я начал стрелять в ответ. Целый рожок расстрелял. И пока я перезаряжал, мне в руку попала разрывная пуля. Очень серьезное ранение было, разорвало большую часть тканей.

Ну, думаю, всё. Кричу товарищу: «Монах, прикрой меня». А сам начал украинский паспорт жечь. «Не дай бог, — думаю, — попадусь с этим паспортом в плен». Сжег. Бой продолжался. Нас было восемь, сколько было их не знаю. Как утверждают товарищи, я убил двоих солдат противника. Я, если честно, не знаю, я их убил или нет. Потому что я стрелял лежа и не видно ничего. Потом я упал, и мина взорвалась где-то поодаль, меня еще осколками посекло.

Нам на поддержку приехала мотолыга с десантниками, они нас поддержали. Мы дождались ночи и успешно вышли из окружения. Почему ночью? Потому что днем нас преследовали дроны. За то что я вывел группу из окружения меня наградили медалью «За отвагу».

А дроны разве тогда уже были?

Конечно. У нас дронов не было в первые дни. У них были дроны-разведчики. На Харьковском направлении работал «Кракен», он тогда относился к «Азову»*. А у них у первых вообще дроны появились. Это были маленькие дроны, для разведки и корректировки арты и минометов.

Меня зашили, я от госпитализации отказался, и уже через неделю мы начали эвакуацию из Изюма. Нам сказали, что несоответствие в сторонах. Нас было меньше, чем их. Нас было примерно две тысячи, а их участвовало в контрнаступе на Изюм пятьдесят тысяч. Была угроза окружения. Это нам так сказали. Плохо ли, что мы отошли? Судить не берусь.

Очень жаль товарищей, что погибли при освобождении Изюма и при отступлении. Давайте не будем об этом, погибших чувствую, до сих пор они у меня перед глазами все как живые. Иногда даже плачу. Часто я думаю о гражданских, которых там арестовывали, по подвалам держали и казнили, когда ВСУ захватили Изюм.

Потом нам сказали, что армия выходит из Харьковской области и мы отошли в ДНР. В 2023 году зимой кончился мой контракт. Рука болела конкретно, я занялся реабилитацией здоровья. И решил снова заняться гражданством.

Опять отказ?

Опять отказ. Я им показываю, что я участник СВО, вот документы о ранении, рассказ о представлении меня к государственной награде. А мне говорят: «Что вы мне показываете? Нет оснований для получения гражданства»…

Полгода я мытарился в Москве, пытался что-то доказать. Но делать нечего, пошел снова воевать. Написал заявление в добровольческую бригаду «Дон». Поехал служить в Херсонскую область. Вот только вернулся со службы, 10 ноября.

К сожалению, мою медаль и удостоверение где-то потеряли. Единственное, что мне выдали — выписку из Указа президента России о моем награждении. Надеюсь, когда-нибудь она найдется!

Освоили какое-то новое оружие?

Я еще с армии неплохо управлялся с автоматом, теперь я знаю его в совершенстве. Разбираю, собираю. Мне интересны дроны. Хотел бы дронами заняться, надо подучиться. Но мне уже 50 лет, думаю будет тяжеловато.

«Боюсь заморозки конфликта»

Расскажите, как все-таки удалось пробить эту стену непонимания и вы получили российский паспорт?

Дислоцировались мы в одном городе, и я обратился с этой проблемой к нашему замполиту Владимиру Абрамову, позывной Бекас. Сейчас он вернулся на госслужбу и продолжает работать замруководителя аппарата Уполномоченного по правам человека в РФ Татьяны Москальковой, а до этого служил со мной в Добровольческом корпусе, был надежным товарищем и тылом для наших сослуживцев, защищал наши права. Кстати, он мне с той выпиской о награде и помог.

Так с шуткой обратился: Петрович, говорю, я люблю Россию, воюю за нее, но что-то я смотрю, Россия как-то меня не хочет принимать, или хочет принять, но на ее пути какие-то препятствия. Посмеялись, и он пообещал помочь.

Начали делать, а украинского паспорта-то нет. Я его сжег. Приднестровский паспорт тоже мимо — это документ, как паспорт банановой республики, вроде как Россия поддерживает ПМР, но документы не признает. Но тут нам попалась хорошая женщина в ФМС — капитан Альбина Мельниченко, она вошла в ситуацию и сказала, что данные моего украинского паспорта можно получить в суде, где меня судили, когда я границу переходил. Она их запросила. Спасибо ей от всей души. Три месяца ожидания и долгожданный звонок: забирайте ваш паспорт. И мы поехали, я, Бекас и мой командир Хлыст. Я был счастлив.

— Почему вы решили мне помочь? — спрашиваю ее.
— Потому что ты воюешь за нашу землю. — ни секунды не сомневаясь говорит она.
— Так это и моя земля, — говорю ей.
— Ну вот поэтому, ты земляк наш, — улыбаясь говорит она.

Владимир, а какие у вас дальнейшие планы?

Надо бы заняться мирной жизнью, но другая моя часть тянет меня на приключения. Но надо выздороветь, здоровье совсем подорвал.

Как вы видите завершение этого конфликта?

Это банально, но зато правда — Россия всегда была сильной и могучей, и она все равно выиграет.

Я боюсь заморозки конфликта, это будет плохо для России. ЕС учтет ошибки, соберется с силой и снова ударит, тогда Россия может понести большой урон, но я думаю, что до этого не дойдет — до заморозки конфликта. Я думаю, что здесь решат наши «Кинжалы» и новые «Посейдоны» и будет дипломатическое решение.

Когда снова освободят Изюм, я приеду на могилы моих товарищей. Я туда обязательно приеду и положу на место их гибели цветы.

*организация признана террористической и запрещена в России