Бывший боец ЧВК Иван Крутиков руководил детским боксерским клубом «Витязь» в Курске. После вторжения ВСУ он прекратил занятия и поселил в спортзал беженцев. Спустя пару недель все тренеры спортклуба подписали контракты на военную службу. За ними на фронт пошли бежавшие из Суджи парни, которым едва исполнилось 18 лет. О чем говорят люди, потерявшие свои дома и родственников, как изменилась их жизнь и настроения — в репортаже журналистки Татьяны Акиншиной для RTVI.
В конце 2021-го Иван Крутиков стал руководителем курской спортшколы «Витязь», учил детей и подростков боксу. Его воспитанники регулярно ездили на всероссийские соревнования, сам спортклуб нередко проводил в Курске турниры. «Витязь» работал как НКО, поэтому дети занимались бесплатно. По словам 33-летнего Крутикова, в последнее время у него тренировались две группы — в сумме примерно 50 человек.
После начала СВО, в 2022 году, он уезжал на фронт как боец ЧВК. Какой именно, не уточняет. Говорит, что участвовал «не в одном конфликте», но не в составе группы «Вагнера». После командировки он вернулся в Курск и продолжил мирную жизнь: развивал «Витязь», занимался своим бизнесом.
В ночь с 5 на 6 августа 2024-го года, когда началось вторжение ВСУ в Курскую область, «Витязь» перестал работать как спортивная секция. По словам Ивана, с огромным наплывом людей из курского приграничья «административный ресурс не справлялся», поэтому тренеры написали в соцсетях, что беженцы могут ехать к ним. Так спортивный зал с рингом и боксерскими грушами стал пунктом временного размещения для убегающих от ВСУ. В первые дни они приняли 55 человек.
«Я сразу же ночью позвонил Юре (30-летнему Юрию Разумову, тренеру “Витязя” — ред.), сказал, чтобы он освободил зал и прекратил тренировки. С шестого числа утром мы 13 человек приняли»,— рассказывает Иван Крутиков. Когда еще можно было проехать в Суджанский район, он и сотрудники «Витязя» помогали людям эвакуироваться — вывозили их оттуда на своей машине.
Никто точно не знает, сколько мирных жителей осталось в Судже и приграничных селах после захода ВСУ в область. Одна из местных жительниц, которая своими силами по репортажах иностранных СМИ ищет оставшихся под ВСУ суджан, рассказала RTVI, что, по данным на 4 сентября, им удалось опознать 149 человек. В основном это жители Суджи, сел Гончаровка, Заолешенка, Гуево, Свердликово, Лебедевка. По данным МЧС, после вторжения ВСУ удалось воссоединить порядка 530 семей.
Согласно открытым данным, Иван возглавляет ООО «БК-Спецтрейд», занимающуюся грузоперевозками. Во время беседы он упомянул, что после вторжения ВСУ заселил в один из офисов компании семью с маленькими детьми, а сотрудников отпустил на дистанционную работу.
О «частном» пункте временного размещения беженцев (ПВР) в боксерском клубе стало узнавать все больше людей, и «Витязь» начал получать гуманитарную помощь от неравнодушных местных жителей: «Честно вам сказать, <…> у меня были 22 тысячи последние. Первых 13 человек я вот поехал на 22 тысячи, накупил им продуктов и всё. Потом, когда увидели, что я организовал ПВР, людей очень много откликнулось. Начали продукты везти, раскладушки. Как-то быстро всё, само собой получилось».
Вскоре в «Витязь» с проверкой нагрянули прокуратура, МЧС, СЭС, депутаты, заммэра. Стали спрашивать, почему люди живут в спортзале. «Говорят, давайте мы вас расселим. Я говорю, а почему вы этим вопросом не задавались в первые дни?»,— пересказывает диалог с чиновниками Иван. У него стали требовать объяснения, почему он не зарегистрировался.
«Я говорю, как и чем я должен быть зарегистрирован? ПВР-ом? Я это слово узнал вчера, как оно переводится. Потом они захотели собрать зал. Мы собрали зал. Каждого они опросили, хотят ли они отсюда выехать. Они (беженцы — ред.) сказали, мы отсюда никуда не поедем. Нас все максимально устраивает»,— рассказывает Иван. Беженцам предложили переселиться из «Витязя» в здание детского лагеря «Олимпиец», но желающих не оказалось: как говорит Крутиков, потому что там размещено много человек, им приходится занимать очереди, а в «Витязе»люди «как у себя дома: захотели картошку пожарили, захотели кофе попили».
«Вы представляете, в нашем городе идёт война. Люди гибнут каждый день. Вот сегодня X мертвых тел привезли в наш морг. Двумя холодильниками мираторгивскими. И приходит этот, извините за выражение, старое чудо и рассказывает мне, что у меня таблички “туалет” на туалете нету. Я говорю, слушай, дома у себя расскажи, что у тебя нету. Люди сюда приехали, они не знают, куда им возвращаться».
В конце августа на крылечке спортклуба не прекращается детский галдеж. К вечеру те, кто еще не спал, сгрудились около входа. Взрослые курят, пьют кофе на самодельной лавочке. Темноволосая женщина в платье качает в коляске ребенка. Напротив них своим полукруглом собрался молодняк: короткостриженные парни 18-22 лет, школьники 13-17 лет, дети лет 6. Было ощущение, будто зашел в двор, где все друг друга знают. Внезапно они хором затянули песню: «И бойцу-у-у на дальнем пограничье, от Катюши передай привет…».
«Весело, да? Ни в одном ПВР нет такого, мне кажется»,— говорит Алена Осадчук. Это жительница Курска, которая по доброй воле помогает в «Витязе» сутками. Говорит, что привыкла ко всем, они здесь как одна большая семья. Алена заменяет и медсестру, и няню, и сиделку, и хозяйку. Ходит с беженцами в МФЦ, помогает оформлять выплаты, ориентирует по городу. Всего в конце августа в «Витязе» проживали около 30 человек. Алена Осадчук рассказала, что ребята вместе ходили в курскую баню, купались в бассейне.
Я прошу ребят рассказать, как они оказались здесь. 18-летний Влад высокого роста, одет в одни шорты и шлепки, на локте татуировка — паутинка. Он говорит, что в начале августа приехал в Суджу на выходные, но в итоге «в эти же выходные и уехал». После начала обстрела он разбудил всю семью и увел в подвал. Когда выглянул, увидел,что горит «весь город, всё абсолютно дымится». «Я услышал звук жужжания такого. Налево поворачиваюсь, у нас дроны в метрах 15-ти. У соседей. Просто залез на дом и взорвался»,— говорит Влад. Уезжал он с семьей из Суджи через старую трассу, потому что на главной дороге, по его словам, украинские солдаты выставили мины и обстреливали машины.
«Сами, как могли, убегали. Там такой кипиш был, мы сели все по машинам, начали ехать, там люди просто зигзагами едут, как попало, все в спешке. Я еду, я даже ни хрена не понимаю, кто тут вообще, куда вы все едете. Кто куда: кто вообще через дорогу, кто по очереди, кто через поля, вообще пофигу всем. Ехали, и прилёт был рядом с нами. И там прямо овраг такой здоровый проявился. Там столько этих оврагов было, там дорога вообще…»,— вспоминает он.
Влад вместе с 17-летней сестрой приехал на квартиру в Курск, которую недавно самостоятельно начал снимать. К себе он пустил однокурсника, 22-летнего Алексея, и его 17-летнего брата. Так в квартире оказалось 4 человека. Когда хозяин квартиры увидел их, то «не понял ситуацию» и выгнал всех. Ребята нашли номер тренеров «Витязя» в соцсетях, приехали, и с тех пор стали жить здесь, в боксерском клубе. «Нам всё предоставили: еда, спать, гулять, заниматься. Нам абонементы купили в FeRRUM (фитнес-центр в ТЦ Пушкинский — ред.)»— говорит Влад.
Алексей тоже поделился своей историей. Он сказал, что звонил Владу, когда начался сильный обстрел, но тот уже успел уехать.»Выхожу из дома. Над домом дрон. Бужу брата, одеваемся быстро, паспорт, вылетаем, бежим. 15 секунд проходит, после момента, как мы выбежали из дома и в дом прилетает…»,— говорит Алексей. До Курска он с братом добирался долго: 10 километров они бежали из Заолешенки, затем поймали первую попавшуюся попутку и так доехали до города к Владу. Он сказал, что в Курске его друзья живут по девять человек в однокомнатной квартире, поэтому он долго не думал и тоже поехал в «Витязь».
Еще Алексей вспомнил, что несколько его знакомых, которые после захода ВСУ пытались заехать в Суджу забрать родственников или одежду, погибли — подорвались на мине.
Галдеж в курилке смолкал. Волонтер Алена сказала, что будет собираться к себе домой, и стала описывать свою собаку, как та ее ждет и скучает. Влад встал с лавочки и, ни на кого не глядя, пошел внутрь, приговаривая:
— У меня немецкая овчарка осталась там. С самого детства…. она меня лечила зимой, у меня колено болело… я ***** (офигел) от жизни, думал, сломал. Осталась…
В «Витязе», казалось, уже выстроилась своя система отношений: все беженцы друг друга знали, дружили. Старшие воспитывали младших. Влад рассказывал, как отчитывал малых за оставленную кожуру от банана на боксерском ринге. Он регулярно приучает их убирать за собой, делает замечания. Но, несмотря на разное воспитание, старшие и младшие находят взаимопонимание. В шутку дают себе позывные, играются. «Все тут вообще четко. И повеселиться, и поспаринговаться. Перчатки надеваем, малые (в шутку — ред.) дерутся. Весело. Иногда забываешь про то, что там (в Судже — ред.) творится»,— говорит Влад. Алена Осадчук рассказала, что ребята вместе ходили в курскую баню, купались в бассейне.
Детей действительно было много, часть из них — из цыганских семей. Темноволосая Зухра рассказала, что в Курске ее не приняли ни в один ПВР, поэтому три дня ей пришлось ночевать «с детками в машине». «Мы сбежали из города Суджи. Нас послали в МЧС (ПВР на базе МЧС — ред.). С МЧС послали в какое-то общежитие, <…> в центре где-то. Мы зашли туда и нам сказали, что там места нет. Нас выгнали просто на улицу вместе с детьми. <…> Они не сказали “извините”, просто сказали: “Всё-всё-всё, места нет”. И мы вышли. Я вызвала полицию, потому что у меня не было других вариантов. Полиция приехала, она нас послала ещё в какое-то место другое, там тоже места нет. То есть нам негде жить. <…>
Нас ребята (в «Витязе» — ред.) приняли сразу. Очень молодцы, дай бог им здоровья. Оказали нам очень хорошую помощь. <…> Мы хотя бы здесь искупались, отдохнули, морально, физически. Детки хотя бы, пускай даже на полу, но они хотя бы в чистой постели спят. Хорошая постель, все чистое, новое, с этикетками. Здесь нет брезгливости, потому что там все чисто, стерильно. Да, на полу лежать с детьми, но хотя бы грохот не слышать».
Как рассказала Зухра, ее 21-летнего племянника расстреляли украинские солдаты на выезде из Суджи. Родственники в машине успели пригнуться от пуль, а племянник — нет. «Здесь церкви, храмы, специально принимали мёртвых людей из Суджи. Тех, кого расстреливали. Привозили их оттуда, мёртвых. В храме одну ночь они ночевали. И мы потом схоронили»,— рассказывает она.
«Даже не успел пожить. Его уже записывали в армию, чтобы он шёл служить срочную службу. Очень жалко, мы столько раз плакали, нам даже не было куда его привезти. Просто мы его привезли вот в храм, и он там до утра ночевал. Там не один он был. Там очень много было суджанских. Именно погибших. А они говорят, что их не трогают. Нас, русских, не трогают. Ну как они не трогают? Мы хоронили своими руками ребёнка. То, что от расстрела, от их автомата. Они говорят, что это наши бомбы падают на дома. И наши взрывают нас же или как?»,— чуть ли не плача говорит Зухра.
«Я просто не понимаю, критерии какие? Почему их не могут принимать? Они что, не люди? Четыре ПВР они проехали, их нигде не принимают. Есть сложные мнения о нации, или как их назвать правильно. <…> Мы сейчас в такой жизненной ситуации, что разделять по этому… Ну не знаю, они же тоже люди, им тоже надо где-то пожить, поесть. Детишки причем?»,— говорит Иван Крутиков. Кроме цыганских семей, в «Витязе» приняли мужчину с диагнозом ДЦП: «Это взрослый мужчина. Там тоже такая трагическая история. У него никого нет. Он как потеряшка. Его вроде как бросили, отказались. Жил в Судже. Вот его соседка с ним приехала, она за ним присматривает всю жизнь. И сюда они приехали вместе. Он не буйный, ничего».
Я прохожу в боксерский зал «Витязя». Отсюда было слышно разговоры из коридора, но дверь почему-то не закрывали. Казалось, к шуму все привыкли, на него никто не обращал внимание. Почти все беженцы спали. В самом конце мигала маленькая лампочка: то включалась, то выключалась. Сквозь кромешную темноту я увидела выставленные в два ряда раскладушки, заправленные матрасами, одеялами и подушками. На некоторых из них в одежде спали люди. Те, что оказались с краю, лежали прямо под боксерскими грушами.
Ближе к выходу раскладушек уже не было. Постелив покрывало, сверху матрас и простыни, на пружинистом полу спортзала спали дети. На двух подушках в подгузниках лежала маленькая девочка, рядом с ней — бутылочка с молоком. Запрокинув руки за голову и подогнув ноги, в одежде спал мальчик лет десяти. Рядом в трусиках лежал ребенок, еще один укатился со спального места на пол. Напротив них, развалившись на разноцветном матрасе и трех подушках, лежал темноволосый мальчик и играл в телефон. Местами около раскладушек были наставлены пакеты с одеждой.
Спальные места были и на боксерском ринге. Чтобы что-то увидеть, пришлось на него залезть. По периметру на канатах висели спортивные вещи, полотенца, простыни. В углу, укрывшись белым одеялом, кто-то спал — судя по спортивному телосложению и короткостриженной голове, это был молодой парень. Рядом стояла бутылка воды. С потолка свисал российский триколор.
Соседнее помещение оборудовали под кухню, посередине поставили два больших стола. В воздухе стояла смесь кислого запаха еды и моющего средства — в коридоре Зухра мыла полы. Посуду хранили на подоконниках. Несколько полок были забиты крупами и печеньем. В углу, около коробок с консервами и водой, лежала гора арбузов. В разговоре Зухра упомянула, что завтра хочет приготовить борщ и угостить всех.
Там, где до начала августа были детские спортивные раздевалки, теперь тоже спят люди. Как пояснили обитатели ПВР, эти места оставили для стариков. Приоткрыв дверь я увидела, что напротив шкафчиков, где раньше спортсмены оставляли свои вещи, теперь стоят две раскладушки, обложенные матрасами и подушками. На одной из них в сорочке вместе с детской игрушкой спала пенсионерка. Соседняя раздевалка была набита пакетами и застелена матрасами.
Иван Крутиков сказал, что мне повезло застать его в городе. Если в начале вторжения он решал вопросы в «Витязе» и был постоянно с беженцами, то сейчас уезжает на фронт. На нашу встречу Иван приехал уже в военной форме, на плече нашивка с надписью «АрБат». Это отряд специального назначения в составе интернациональной бригады ВС РФ «Пятнашка», прибывшей в Курскую область. Иван сказал, что пошел к ним после захода ВСУ, потому что хотел «за родину постоять». Его назначили командиром батальона Курского отряда, как он предполагает сам, за боевой опыт.
— А тут у вас тренеры останутся? — спрашиваю.
— Тренеры тоже с нами на фронте. Когда сюда пришли, мы все…Я самый первый, парни за мной пришли,— отвечает Иван Крутиков.
— Прям вот когда началось (вторжение ВСУ — ред.)?
— Как только, с первого дня.
— А вот тренер Юрий Разумихин, например, был раньше на войне?
— Нет.
Я спрашиваю, что сподвигло их уйти на фронт. В ответ на это Иван процитировал слова командира бригады «Пятнашка», которые ему запомнились:
— Мы живем на нашей земле. Сейчас идет война. И каждый будет рассуждать, что есть кому воевать, моя хата с краю. Вы просто задумайтесь: у каждого есть дети. Что спросит ваш ребенок? Что вы делали, когда сюда зашел враг и убивал ваших соотечественников, соратников, земляков? Где вы были? Что ответить ребенку? Да я отсиделся. Гуманитарку возил, здоровый мужик с опытом боевым. Чем-то там занимался, пока парни погибали, воевали, чтобы отстоять. Я считаю, что даже не должно стоять этого вопроса в голове.
Пока Иван будет на фронте, за положение дел в ПВР будут отвечать его помощники — две девушки. Я спрашиваю Ивана, много ли в целом нашлось желающих пойти на фронт:
— По моим ощущениям, люди на что-то надеются, что пройдет. Ничего оно пройдет, куда еще дальше. Что пройдет? Пройдет, и мы будем на украинском языке, как в колонии, разговаривать? Жить здесь и смотреть, как насилуют наших женщин, убивают наших соратников. Тогда, может быть, все проснутся. Я не оратор и никого не призываю, но я считаю, что те, кто штаны на своих ногах носит и называет себя мужчиной, каждый должен сейчас понимать, что он должен сделать.
— Я подписал тоже, — говорит 27-летний Егор Халин. С ним вместе Иван Крутиков приехал на встречу в «Витязь». Егора представил «правой рукой».
— А вы как решили пойти?,— спрашиваю у него.
— Скажем честно, это мой крестный отец. Куда он, туда и я. Мне не важно. Я понимаю, что должна быть своя голова на плечах в любом случае. Это такое дело, где я уже как бы индивидуально, лично должен принимать решение. Но меня это мало касается. И я в любом случае буду стоять с ним до конца. Я ни капли не жалею. Такое чувство на данный момент, как будто мы уже и были контрактованы, как будто так и должно было быть.
До того, как все разошлись спать под боксерские груши, мы беседовали со старшими ребятами на самодельной лавочке около входа. С двух сторон нас обступили подростки и дети. Старшие говорят, что им до сих пор не пришли выплаты 10 тысяч рублей, а на горяую линию «112» не дозвониться, чтобы сообщить об оставленном в Судже авто, которое могли угнать украинские солдаты. Они вспоминали былую жизнь: о концертах в суджанском ДК, о веселых годах в школе, о техникуме, диплом об окончании которого им не успели выдать. 18-летний Влад сказал, что после учебы хотел работать вахтовым методом в Москве, но недавно передумал и решил подписать контракт на военную службу. 22-летний Алексей сказал, что тоже строил свою жизнь иначе, хотел получить высшее образование, но теперь тоже подписывает контракт. Я спрашиваю, когда они принял такое решение.
— Я еще до этого хотел подписать, с самого начала. С самого первого раза, как она началась, эта тема. Ждал восемнадцати лет. Дождался. В итоге мне отменили призыв. Получилась такая ситуация, что вот теперь я знаком с этими людьми (тренерами «Витязя» — ред.), и у них все связи, и вся тема, и буквально сегодня я уже подписал,— ответил Влад.
— Вы не служили срочную службу? — спрашиваю у него.
— Нет. Но так как я подписал, у меня не будет армии. Мне выдают сразу корочку, и у меня будет пенсия. Я, получается, ухожу, когда контракт заканчивается… я ухожу… забыл звание. Очень большой человек.
— Ефрейтор?,— иронично спрашивает его друг Алексей.
— Нет. У Ивана Владимировича (Крутикова — ред.)… он объяснит.
— Рядовой,— продолжает Алексей.
— Нет.
— Лейтенант?
— Нет, еще выше.
— Да куда? Майор? За 6 месяцев? Майора хочет, ты че? — удивился Алексей.
— Иван Владимирович… что ты спрашиваешь? Ему дали звание, я не помню только такое.
— Тебе же не дадут майора за этот контракт,— говорит Алексей.
— Ты не мне высказывай, а спроси у Ивана Владимировича, — отвечает Влад.
Они продолжали спорить: Влад утверждал, что его служба это «не армия, а боевые действия», а Алексей не верил, что можно получить высокое воинское звание так быстро.
— А родители как отреагировали?,— спрашиваю у Влада.
— Они еще не знают. Знает только моя сестра.
— Будете говорить?
— Нет. Когда надо будет, тогда скажу. Пока не хочу. Ну а зачем? Они сейчас начнут кипиш наводить. Вон малая и так ныла, когда узнала.
— Вы обдумали хорошо?
— Уже давно. Я сам этого хотел. Очень давно.
— А говорили, что в Москву хотели?
— На вахту хотел в Москву. Я должен был четвертого числа уехать, в сентябре. Но когда поговорил с Иваном Владимировичем, с Юрой (тренером Юрием Разумовым). У меня появилась такая возможность как-то подписать контракт. Я выбрал подписать контракт, а не ехать куда-то далеко.
— Вы тоже контракт подписали?,— спрашиваю я у его друга Алексея.
— Планирую в ближайшие дни.
— Говорили, на вышку хотели поступать.
— Хотел, но уже все…
— Из-за этого (вторжения— ред.)?
— Мой дом разгромили, шо я, буду смотреть дальше? И смысл? Вот мы приехали в Курск, вдруг на Курск пойдут. И шо, нам постоянно нужно куда-то отходить? Проще мне самому… когда увидели видео, как по гражданским нашим людям стреляют…
— Там половина знакомых, половина людей, которых мы просто знаем, друзей. Девушку беременную, которую мы знали лично, расстреляли. В упор. Она с мужем ехала, с ребенком, и еще беременная (вероятно, речь про 24-летнюю Нину Кузнецову, которую застрелил украинский солдат — ред.),— объясняет Алексей.
— Я не знаю, это нечеловек….,— говорит Влад.
— Это не люди,— говорит один из школьников. Все это время подростки были рядом и молча слушали разговор.
— Нелюди,— вторит ему другой.
— Звери,— говорит 16-летняя девушка.
— Это изверги,— добавил 14-летний мальчик.
— На самом деле, большая часть, которая присутствует здесь, подписали контракт… Мой брат, завтра ему 18. Он тоже настроен подписать.