1 апреля — Международный день птиц. Почему все больше людей в России увлекается наблюдением за пернатыми, что думал об этом сэр Чарльз Дарвин и почему не надо бояться слова «бердвотчинг» — об этом RTVI рассказал директор Зоологического музея МГУ, руководитель программы «Птицы Москвы и Подмосковья», доктор биологических наук Михаил Калякин.
— Как вышло, что наблюдение за птицами, или бердвотчинг, становится все более популярным и даже модным в России? Кажется, что еще недавно птичками занимались только ученые — орнитологи, а теперь это довольно распространенное увлечение.
— Действительно, я бы сказал, что за птицами у нас начинают наблюдать все больше и больше. Это такая вещь, которую человек если один раз попробовал, то чаще всего ему нравится, и он втягивается, а заодно и увлекает за собой окружающих. Так сообщество постепенно растет.
— Сейчас в Царицыно можно видеть толпу людей с огромными объективами — они приходят поснимать птенцов совы — серой неясыти, этой зимой четыре совенка вывелось. Осенью 2021 года народ приезжал в Зарядье посмотреть на козодоя, который остановился на пролете в паре сотен метров от Кремля. А до этого было паломничество фотографов к зимующему в Кузьминках водяному пастушку …
— Да, большая группа среди бердвотчеров — фотографы. Они интересуются птицами именно с этой стороны. Многим хочется отснять все виды, которые они встречают.
Поэтому если вдруг в Главном ботаническом саду в Москве появляется какая-нибудь неясыть, особенно перелетная типа длиннохвостой неясыти (а в этом году даже была бородатая неясыть, она немного крупнее — по размеру это уже почти филин), то там собирается по несколько десятков человек в день, вооруженных оптикой на несколько сотен тысяч рублей и даже миллионов.
И они целый день щелкают эту сову — справа, слева. Вот сова открыла глазик, вот она показала лапку, а вот она поймала мышь — и уже за треском затворов ничего не слышно. У людей появляется азарт сродни спортивному.
— Но, кстати, вовсе не обязательно иметь дорогую технику. Бюджетная зум-камера вполне подойдет, особенно если человеку важно именно разглядеть и распознать птичку.
— Да, кому-то просто приятно, что он знает и различает птиц. Это оказывается немалым стимулом. А некоторые бердвотчеры принципиально используют только бинокль.
— И тогда оказывается, что вокруг не только «маленькие серые птички» (такой бердвотчерский мем), но желтые овсянки, рыжегрудые зарянки, салатовые зеленушки. Что в оперении врановых — пятьдесят оттенков черного. И что даже привычные воробьи с синичками бывают разные…
— Да, если присмотреться, то оказывается, что все немножко разнообразнее. Есть наблюдатели, которые нам зимой писали о встречах с птицами: «Я все жду, когда у меня на участке появится ополовник (длиннохвостая синица)». Потом торжественно докладывают: «Вот он появился — ура!»
Вполне взрослые люди впадают в такой детский восторг. Это занятие на стыке искусства, науки, спорта и хобби. Есть те, кто прекрасно разбирается в голосах птиц. Это отдельный вид бердвотчинга, когда вы по первым трем нотам можете определить: «О, вот поет зеленушка!».
Кто-то начинает участвовать в проектах. У нас прямо сейчас идет проект создания Атласа птиц Московской области, и мы на финишной прямой. Нам очень нужны наблюдатели, которые отмечают птиц. Тут требуются некоторая квалификация и сноровка.
Часто большим подспорьем служат кормушки. Это не только популярная, но и весьма полезная с точки зрения наблюдений вещь. В этом году нам очень помогли люди, которые зимой бывали в Подмосковье и поддерживали там кормушки. Они дали нам много материалов для Атласа птиц Московской области. Мы его делаем круглогодичным, то есть надо и зимующих птиц отмечать. А зимой птиц искать намного трудней, чем летом, — их меньше, надо куда-то за ними ехать, пешком по снегу зачастую не пробраться.
Но поскольку много птиц концентрируется в поселках около кормушек, люди присылают нам оттуда очень важные сообщения. Например: «У меня на кормушке вот этот — не знаю, кто, но я его сфотографировал». С одной стороны, это способ помочь нашему научному проекту. Это под силу даже тем, кто птиц знает очень плохо. А с другой — люди сами начинают узнавать их лучше. Мы им объясняем, что вот этот вид — не редкость, а этот, наоборот, редкость. То есть человек вовлекается в обучение прямо на ходу.
— Получается, бердвотчеры, даже начинающие, могут внести реальный вклад в науку?
— Конечно, именно так это и происходит. А благодаря тому, что таких людей становится много, они находят что-то очень редкое. Как бы один человек ни носился по Подмосковью, он не заменит собой несколько десятков наблюдателей, которые тоже внимательно смотрят по сторонам. Так что бердвотчинг — это путь для множества открытий.
А еще среди птиц есть сложные группы, которые не определяются по щелчку пальцев. Например — большие белоголовые чайки. У нас здесь, в средней полосе России, встречается смесь трех или четырех вариантов. А иногда они еще и гибридизируют. Поэтому определить, кто перед вами, если вы видите большую светлую чайку, — далеко не самая ординарная вещь. В этом деле есть свои профессионалы, свои авторитеты. Можно назвать их чемпионами по соответствующему направлению. Так что это многообразная игра, которая затягивает все глубже и глубже.
— А есть еще «аиствотчинг»! Для меня было открытием, что волонтеры каждый год ездят по всему Подмосковью и ведут учет аистиных гнезд и аистиных пар, а потом в конце сезона считают выводки птенцов. Кстати, RTVI рассказывал, как недавно в деревне возле Лотошино энергетики экстренно соорудили помост на месте упавшего гнезда, куда вот-вот должны были прилететь аисты. Местные власти откликнулись на обращение жителей, которое вы поддержали, — и произошло почти невероятное: водрузить «протогнездо» на столб успели за три часа до возвращения птиц с зимовки. Они его приняли и принялись достраивать. Эта история имеет какое-то научное значение?
— Конечно, это очень интересный эксперимент, за развитием которого местные жители смогут теперь наблюдать в режиме реального времени: с какой скоростью птицы достроят гнездо, когда начнут насиживать, сколько будет птенцов в таких отчасти экстренных для пары условиях. Это очень редкий случай, когда все это можно зафиксировать по дням и даже по часам. Такое реалити шоу «Гнездо-2». Аисты занесены в Красную книгу Московской области, и эти наблюдения будут очень ценны.
А еще 2024-й — год Всемирной переписи аистов. Это такой вид, который каждые десять лет пытаются посчитать везде, где он живет. А живет он в основном в Европе, чуть-чуть в Африке, чуть-чуть на Ближнем Востоке. Поэтому это один из самых удобных в мире видов для подсчетов. Их считают уже лет сорок, и получается какая-то общая картина. Где-то они немножко побольше расселились, где-то немножко «съежились», где-то их численность выросла. И нынешний год как раз будет годом такого международного учета. Так что данные из одной подмосковной деревни вольются в общемировую базу.
— Как вам кажется, где в России активнее всего наблюдают за птицами? Мода на бердвотчинг распространилась за пределами Москвы и окрестностей?
— Прошлой зимой в Санкт-Петербурге прошел второй Всероссийский орнитологический конгресс. На нем мы попробовали организовать фестиваль бердвотчеров со всей страны. И мероприятие показало, что это увлечение распространилось довольно широко.
Кроме нашей вполне бердвотчерской программы «Птицы Москвы и Подмосковья», есть группы в Санкт-Петербурге, в Твери, в Екатеринбурге, в Туле. Это прямо люди, которых мы хорошо знаем. А Союз охраны птиц России имеет отделения в нескольких десятках регионов, в том числе на юге страны. То есть сейчас перед нами совершенно другая картина по сравнению с тем, что было, скажем, тридцать лет назад.
— Я правильно понимаю, что на Западе это более развито? Еще лет десять назад я встретила на Кипре одного пенсионера — англичанина, который оказался членом Британского союза орнитологов. И этот союз оплачивал ему многомесячное проживание на острове, чтобы он мог сообщать о местной фауне. Для России любительские наблюдения за птицами в новинку по сравнению с западной традицией?
— Еще Чарльз Дарвин недоумевал, почему каждый джентльмен не становится орнитологом и не учится разбираться в птицах. А это было почти 200 лет назад. Традиция бердвотчинга действительно зародилась у англичан. Уже в середине прошлого века в помощь любителям начали издавать определители, чтобы те могли самообучаться, увидев какую-то птицу. В 1952 году вышло Популярное руководство по британским птицам. Дальше эта традиция выплеснулась за пределы Британии, в континентальную Европу и на Восток.
Но и сейчас чем дальше на запад, тем больше там наблюдателей за птицами. В Атлас гнездящихся птиц Европы, который был опубликован в конце 2020 года, внесли вклад более 120 тысяч человек.
До нас эта волна докатилась в 1990-х. Конечно, и до этого у нас были люди, которые любили наблюдать за птицами. Причем не обязательно орнитологи, писавшие научные работы, а просто те, кому это нравилось.
С тех пор сообщество любителей птиц сильно разрослось. Сейчас люди сидят в чатах и в группах в соцсетях, которых стало так много, что в них можно даже запутаться. Иные бердвотчеры не отстают от профессиональных орнитологов, а иногда и в чем-то опережают их. Ведь профессиональный орнитолог может увлекаться только каким-то одним видом птиц, а остальных знать довольно плохо.
Наконец, появляются люди, которые начинают весь мир воспринимать как полигон для своих бердвотчерских интересов. Они ездят в дальние страны, фотографируют местных птиц, вносят их свой бердвотчерский список и потом соревнуются, у кого больше видов за жизнь отмечено. Один американец недавно перевалил за 10 тысяч видов, при том, что в мире всего описано чуть меньше 11 тысяч видов.
— Кстати, вас не смущает слово «бердвотчер»? А то многие ревнители чистоты языка возмущаются и требуют найти ему русский аналог.
— Русский аналог пытаются изобрести уже лет двадцать, если не тридцать. Предлагают всякие экзотические варианты — «птицезоры», «птицелюбы», но ничего из этого не выходит. Слово «бердвотчер» по сути абсолютно правильное. Это наблюдатель за птицами. Только по-русски его приходится произносить в три слова. Язык всегда побеждает. «Теннис» у нас прижился, «хоккей» прижился, значит, и «бердвотчинг» может прижиться. Если приживется, то и замечательно.