Запасаемся и пьем больше — как живет Вологда после введения «сухого закона»

Закон об ограничении продажи алкоголя действует в Вологодской области уже два месяца. Согласно новым правилам, спиртное в будние дни можно покупать только с 12 до 14 часов. По словам главы региона Георгия Филимонова, антиалкогольная политика «уже показывает результаты». Сами жители к нововведению относятся по-разному, но почти все про себя называют закон «полусухим» — в выходные продажа не ограничена, да и в будние найти алкоголь не так уж сложно, убедился RTVI. Подробнее о том, как местные «обходят» ограничения — в репортаже спецкора RTVI Татьяны Пановой из Вологодской области.

«Мы продаем с 12 до 14, а они — с 14 и до утра»

Утро в центре Вологды начинается не с кофе, а с реанимации. Примерно в девять (в это время открывается «Пятерочка») охранник магазина выходит на улицу и обнаруживает лежащего на лестнице мужчину почти в бессознательном состоянии. Охранник не знает, что за полчаса до этого мужчина еще сидел, пытаясь протереть похмельные глаза. У магазина — реанимобиль и толпа зевак. Санитары выкатывают носилки и пытаются поднять незнакомца…

…На часах 11:40, но один из магазинов «Красное и белое» микрорайона Водники уже осаждают люди с крайне необычным для первой половины дня продуктовым набором: молоком, яйцами, несколькими бутылками пива и водки. Продавцы алкомаркета озадаченно смотрят на такой комплект, но пробивать не спешат — официальная продажа алкоголя разрешена в магазинах лишь с 12, а пока все желающие принять с утра бутылку пенного, а то и еще чего покрепче вынуждены просто ждать.

«Сука, да я щас прямо тут пиво открою», — медленно начинает закипать мужчина в серой майке. «Ну ты видишь — все ждут. Иди вон пока посмотри еще что-то» — успокаивает его жена. Спустя две минуты мужчина возвращается с еще одной бутылкой, вновь не выдерживает и решает поторопить время. «А вдруг я прям щас тут умру?» — говорит он, пытаясь разжалобить не то продавцов, не то терминал. К очереди «подтягивается» дама с корзиной, за ней — еще пара человек. У всех по несколько бутылок «пшеничного нефильтрованного».

В магазине душно, пахнет чем-то кислым. Очередь с корзинками залихватски обгоняет мужчина в черной бейсболке. Его зовут Димон. «О, а че мы все ждем?» — обращается он к женщине с чаем и бутылкой водки и заискивающе улыбается. Та одаривает его многозначительным взглядом. «Аааа, понятно», — ухмыляется Димон и коряво показывает неприличный жест: вот, мол, где уже все эти ограничения. «Ну че, на улице буду тогда», — говорит он и, подхватывая только что купленный блок сигарет, скрывается за дверью алкомаркета. «Как будто в мавзолее стоим, минута уже час длится», — вновь подает голос мужчина в серой майке и начинает топтаться у кассы. Его беспокойство передается остальным — люди в очереди начинают «добирать» продукты. Я, в попытке хоть чем-то занять себя (но больше, конечно, от безысходности), поднимаю голову к потолку и встречаюсь глазами с надписью на деревянной табличке, прибитой в самом верху. Табличка гордо гласит: «наша миссия: поменять отношение людей к алкоголю».

Расположение неожиданное, но, по всей видимости, небезосновательное. Этот «знак свыше», наверное, видели все, кому хоть раз довелось постоять в утренней очереди за спиртным. Ровно в 12 все облегченно вздыхают — продавцы начинают пробивать пиво. В соседнем продуктовом торговля тоже идет бойко — люди берут сразу по несколько бутылок «впрок». Димон, который обещал «дождаться» на улице, выбирает бутылку водки и «добивает» пивом. К закону об ограничении продажи алкоголя он, как и многие вологжане, относится ожидаемо плохо.

«У нас есть магазин „24 градуса“. Там вечером в пятницу очереди. Мамаши с колясками ломятся, хотя они-то куда», — говорит он. «А вообще, если про область говорить, исторически много пили?» — спрашиваем мы. «Да не. Нормально. Но еще хуже все стало после запрета», — скромно отвечает Димон, придерживая в руках чекушку водки.

Магазин, а точнее «круглосуточный маркетбар», о котором говорил Димон, находится совсем недалеко — в том же районе. Всего таких по Вологде около четырех. Было больше, но некоторые уже позакрывались. Дверь «маркетбара» заперта, но за стеклом хлопают холодильниками с пивом молодые продавщицы. «Можете не дергать, они только с 14 часов откроются», — сказал сотрудник соседнего алкомаркета. «А как так? Закон же», — спросила я. «Ну вот так. Мы продаем с 12 до 14, а они — с 14 и до утра», — хохотнул он.

Двери «маркетбара» действительно открываются только в 14. То и дело туда «заглядывает» кто-то из вологжан, но больших очередей нет. Как говорят местные — «еще не вечер», «а вот была бы пятница, ууу». Продают в магазине пиво, которое на месте же и вскрывают. Стоит оно немного дороже, но все равно пользуется спросом. Пить его настоятельно рекомендуют тут же — «в баре», но оставаться рискует не каждый.

Некоторые посетители по-секрету признаются: у продавцов «можно выпросить чего покрепче», если договориться. В Вологде договориться не удалось, зато соседний Череповец ассортиментом удивил: купить тут можно было почти все и круглые сутки. «Это же все заводчане. Со смены в „Северстали“ идут и сюда заходят. А как иначе?» — говорит один из местных. Цены в таких «круглосутках» порядком выше, чем в официальных магазинах. И вот тут-то нам и продали водку.

«Приходится запасаться алкоголем, поэтому мы пьем в два раза больше»

Не маркетбарами едиными живет регион — в центре Вологды можно встретить множество приличных питейных заведений: от рюмочных до пивных пабов. Кружка пива в таких обойдется от 300 до 500 рублей. Сюда, как правило, приходят «за атмосферой» — тихо провести время с друзьями или «пропустить» после работы.

Я подсаживаюсь к двум молодым мужчинам, которые активно что-то обсуждают, и задаю им все тот же неизменный и волнующий всех жителей региона вопрос.

— Как относимся? Да замечательно, — говорит один из них, улыбаясь во все 32 зуба.

— А если без иронии?

— Если без иронии, то хреново, конечно. Нам теперь приходится запасаться алкоголем, поэтому мы пьем в два раза больше. Вот у меня, например, сейчас дома лежит где-то пять ящиков пива, хотя еще вчера их было два. Вот в этом ситуация, понимаете?

— Да я к тебе перееду, братан, — хохочет его друг.

— Пивнухи всякие сейчас процветают, ходить везде стало дороже. Люди с зависимостью в такие места, как это, например, просто не могут пойти. Поэтому они начнут искать какие-то другие пути. Стартанет эра самогоноварения.

— Да, я вот уже знаю много людей, которые начали этим заниматься. Плюс у нас еще алкотакси, продажа бадяги какой-то. Травиться начнут еще больше.

«Алло, алло. Это доставка, алкотакси»

«Кстати о такси», — засобиралась я и заказала машину, чуть прогулявшись по улице. «Только приехал, а тут бутылка пива 200 рублей, прикинь? Синьки нет, вообще ничего нет. Да если б я знал…», — возмущается по телефону почти галопом пробегающий мимо мужчина.

Такси подъезжает. По пути завязывается уже привычный разговор «между делом», но попытка невзначай узнать, «где бы разжиться бутылкой», успехом не увенчалась. «Не знаю, я не пью и вам не советую. Хотя есть у нас и те, кто приторговывает. Сам видел, они даже мне предлагали. Прям машина останавливается, багажник открывают — и пожалуйста», — неопределенно ответил водитель. «О как», — подумала я, и уже в глубокой ночи попыталась набрать по одному из «проверенных» номеров «алкотакси», который дали местные. Сначала трубку никто не взял, но затем с «проверенного номера» перезвонили. Без лишних прелюдий голос на том конце провода сухо спросил, «куда доставить товар» и обещал «связать с курьером».

Буквально через три минуты вновь раздался звонок — уже с другого номера.

— Алло, алло. Это доставка, алкотакси. Слушаю вас, уважаемая, что хотели?

— А что у вас есть?

— Водку можно, чекушка 500 рублей, 0,5 — 1000 рублей, а 0,7 — 1500 рублей.

— А помимо водки что-то есть? Коньяк?

— Коньяк есть, виски, вино сухое и полусладкое, шампанское. Все есть. Вы только заранее скажите, что надо. Мы с собой-то не таскаем. Вот 0,7 вина — 800 рублей, коньяк и виски по 1500 рублей, вот так.

Мелькнула мысль, что ассортимент в «алкотакси» очень даже «ничего себе» — почти как в любом «дневном» алкомаркете. Только цены баснословные, но на то у курьеров и расчет. Кому надо — тот купит. А мне как раз надо.

— Все, щас привезем, давай. 10-15 минут, — говорит курьер и сбрасывает.

На часах без пяти три. Светает. Курьер подъезжает к остановке на серой старенькой «Киа» и останавливается в небольшом переулке. «Садись в машину», — говорит он. И я сажусь, оставив приоткрытой дверь. На всякий случай. В машине курьер достает обычный красный пакет «с товаром» и вручает его мне. В пакете — чекушка водки и белое сухое. Еще через несколько секунд мы прощаемся и старенькая «Киа» отъезжает, скрываясь в темной подворотне. Я со всех ног спешу в гостиницу — хватит «алкоэкспериментов» на сегодня.

«Кто сильно пил — те на погосте за деревней лежат»

Утром вновь вспоминается Димон. Точнее, конечно, не он сам, а его рассказы о «деревенских самогонщицах и самогонщиках». Вот бы, думаю, одну из таких встретить, а сама попутно тянусь к приложению для заказа такси.

Одно из ближайших к Вологде сел — Куркино. Ехать на машине до него примерно полчаса — по дороге открываются яркие пейзажи русского севера, где-то торчат купола деревянных часовен, похожих на терема из мрачных русских сказок. На въезде в Куркино — отремонтированный молокозавод: главный «рабочий актив» местных. Неподалеку от него — подозрительно большое для села кладбище.

Над могилами кружатся и галдят сотни грачей. Мрачновато. Прямо как в какой-то суровой славянской легенде, подумала я, и побрела по главной дороге, которая вела к селу. Куркино совсем небольшое — живет тут всего 1000 человек. На улицах пустынно и прямо как-то слишком тихо. Только нестерпимо галдят грачи, которые облепили гнездами высокие березы. На лавочке у главной площади сидит женщина, покачивая одной рукой коляску с младенцем. Еще одна — на вид совсем пожилая — медленно ковыляет к центральному «продуктовому».

Я пытаюсь как-то невзначай начать диалог: женщина (ее зовут Зинаида) останавливается и — сначала с недоверием, а позже все более охотно — начинает рассказывать о жизни в селе. Так мы доходим и до самого интересного — «алкогольного вопроса». «Ой, был тут у нас один товарищ. Ему алкоголь не продали, так он бросил что-то в магазин, поджог. Вон, видите, там копоть осталась», — говорит Зинаида, указывая в сторону оставшегося позади магазина. Копоть еле проступает на желтой краске.

О том, что житель Куркино кинул «коктейль Молотова» в магазин, местные СМИ писали еще в начале марта — почти сразу после введения закона об ограничении продажи алкоголя. Прошло больше двух месяцев, но народное негодование все еще не утихает. О поджигателе в селе знают все.

«Горело тут сильно, не знаю, чем он поджог. Сам он вообще ужасный человек. Расчленил свою сожительницу, так его посадили на восемь лет. Потом он, значит, подписал контракт и ушел на СВО. Там его ранило, ну он и вернулся сюда», — рассказала женщина. По словам Зинаиды и других жителей, сельского поджигателя «приезжали урезонить» сотрудники полиции. «Надели ему браслет отслеживающий. Так он снял его, нацепил на собаку и потом еще шастал тут, в магазин приходил, просил выпить. Даже не извинялся. Вот такой фрукт. Мужики-то ему давали отпор, но вообще страшно», — не унималась женщина.

— А пить у вас тут меньше стали после введения ограничений?

— Да нет, запасаются все. Да и потом, кто ищет — тот и найдет.

— А самогон тут кто-то гонит? А то мне говорили..

— Так я гоню. Если для себя надо на какое-то мероприятие — так и выгоню. Водку уже давно не покупаю, да и зачем она мне, я одна живу. А самогон — это так, «услуга за услугу». Кто-то мне что-то сделает — так я им и рассчитаюсь. А так, у нас те, кто сильно пил, уже на погосте за деревней лежат. Все мужики повымерли. Кто на войне, а кто спился. А раньше ведь прямо тут сидели, у магазина. Просили по 10 рублей.

Пенсионерка кивнула в сторону автобусной остановки и засобиралась домой. Грачи не унимались, а я вновь оглядела деревню. И правда: везде были одни женщины. Они ждали автобус, тащили домой пакеты с продуктами, придерживая за руки детей или тихо сидели на скамейках во дворе дома.

— Некому у нас пить, некому. Все на кладбище. Вот у нее муж умер, у меня. Два года назад вообще всех разом подкосило, человек 30 в могиле оказались, если подсчитать. У нас есть тут один товарищ, который всех спаивает. То ли технический спирт он разливает, то ли что-то такое. Мой муж сам к нему бегал. Да и до сих пор мужики к нему за село ходят, когда пьянствуют. Я на него уже везде жаловалась, но никто не хочет связываться.

Стало как-то совсем тоскливо, поэтому мы попытались найти хоть какое-то утешение и забрели в сельскую церковь. У алтаря стояли женщины в светлых платочках и внимательно слушали батюшку. «У нас сейчас панихида по усопшим, возьмите листочек», — шепнула работница церковной лавки.

«Вечная память, вечная память», — протяжно повторял батюшка, зачитывая имена с записок об упокоении. Имен у него было много. В основном — мужские.

Из Куркино ехали на такси. Водитель включил Розенбаума — «уж очень его любит» и, приметив аппаратуру, стал расспрашивать: кто мы, откуда и зачем приехали. А мы стали расспрашивать его. О жизни, об ограничениях и «о жизни при ограничениях». Вскоре он приостановил машину, вышел у дома и пропал в подъезде. Через несколько минут он вновь появился, неся в руках небольшую бутылку с ярко-янтарной жидкостью. «Самогон крепкий, 50 градусов, сразу предупреждаю. Дед знакомый в деревне делает. Я вам подарю», — сказал таксист и, попрощавшись, дал по газам.

* * * *

Вечером в одном из спальных районов Вологды было по-летнему тихо. Пожилая женщина шепеляво звала запропастившихся куда-то «местных» котят, дети гоняли на площадке мяч, пахло черемухой и только что разогретым супом — с работы вернулись уставшие люди. В то же время к торцу одной из хрущевок спешили мужчины. Они проходили в небольшую комнатку с деревянными стульями и рассаживались вокруг горящей свечи.

«Всем привет, меня зовут … и я алкоголик», — говорил самый молодой из них. На вид ему около 20. Даже меньше. «Привет», — хором отозвались другие.

Собрание анонимных алкоголиков проходит каждую среду. Специалистов по зависимостям тут нет — участники клуба помогают друг другу сами: делятся успехами, рассказывают о своем жизненном пути. Выздоравливают. Истории у анонимных алкоголиков разные, но все же есть в них одна печальная константа.

«Я думал, ну что за жизнь без синьки. Работа, дом. А потом понял: а как я буду жить? У меня же сын. Вот в похмелье понимаешь, что все плохо. А потом опять начинаешь», — говорил один из них под конец собрания. Вскоре стулья заскрипели — собрание «анонимных алкоголиков» закончилось и все пошли на улицу курить или просто постоять «за компанию».

«Я вообще рад, что у нас ограничения на продажу алкоголя ввели. Но, понимаешь, человек зависимый все равно алкашку найдет в любое время суток. Может быть для статистики это и хорошо, для врачей, показателей. Но саму проблему это не решит», — говорил мне участник клуба, который представился Андреем.

«Не считаете, что нужно как-то скорректировать эту инициативу?» — спрашиваю я. «Да не надо ничего корректировать. Кто хочет нажраться — тот нажрется», — ответили они посмеиваясь.

«Понимаете, тут все от желания и осознанности человека зависит. Я вот, например, знал, что у нас есть группы помощи алкоголикам. Но не ходил. А потом все перевернулось. Это проблема, болезнь. А люди-то мы такие же абсолютно», — объяснил старший участник клуба, который не пьет уже почти шесть лет.

Помолчали. «Ну что, по домам? Пойду кефирчика себе прикуплю» — засобирался кто-то из участников клуба. «Да, по домам», — подхватили остальные и, попрощавшись, стали медленно разбредаться по по-летнему тихой улице, пахнувшей разогретым супом и черемухой.

Соавторы: Василий Кучушев, Валерий Роганов