«Жалко, что наши не пришли в 14 -м»: житель Мариуполя вспоминает штурм города в 2022 году

В конце августа 2014 года ополчение Донбасса предприняло попытку отбить Мариуполь, но уже в начале сентября были подписаны Минские соглашения, поставившие крест на этой операции. Город стал частью ДНР, а затем и России лишь весной 2022 года. Спецкор RTVI побывал в Мариуполе и пообщался с местными жителями, которые вспоминали и события 2014 года, и то, что происходило в 2022-м. Один из них рассказал, как ждал российскую армию в начале конфликта в Донбассе, но дождался ее лишь в марте 22-го. Это история о выживании, человеческой природе, страхе и надежде.

«Снайпера везде стреляли»

С Сергеем (имя героя изменено — прим.ред) мы познакомились совершенно случайно. Я жил в Левобережном районе. Мне нужно было за город. Дорога по Яндекс.Картам занимала почти что час. Сергей согласился меня довезти и заодно показать Мариуполь. Во время поездки мы и разговорились.

— 24 февраля [22-го] я бывшую жену и дочку вывез в Луганск, а сам вернулся, так как у меня родители в Мариуполе старенькие, — начал свой рассказ Сергей. Он вспомнил, что экс-супруга тогда оставила дома два ноутбука и золотые украшения. «Я думала, это на неделю», — сказала она ему потом.

— Я удивляюсь женской породе, — смеется Сергей. — Шкаф, верхняя полка, в левом углу спрятала золото в тряпочке. И, сука, все на месте! Представляешь?

По словам Сергея, дом, в котором жила его бывшая, разнесли достаточно быстро: дыры в бетоне, часть этажей разрушена, стены покорежены, но сама конструкция кое-как стояла на месте. Когда бои немного поутихли, Сергей пошел туда. Квартира, хотя и достаточно потрепанная, еще существовала. В ней уже поселились, как их называет собеседник RTVI, «ханыги».

— Я открываю шкаф, ноутбуков нет. Ханыги говорят, что не брали. Потом без особой уже надежды лезу на верхнюю полку, — раз, — золото на месте! Я в а*** [шоке]. Ну, потом дом признали непригодным, снесли. Там уже новый построили, — рассказывает Сергей.

Из Левобережного района мы выезжаем по дороге, простирающейся вдоль “Азовстали”. Следы ожесточенных боев там видны до сих пор. Огромные дыры в кирпичных стенах словно разверзшиеся пасти драконов рычат на прохожих и проезжающие мимо машины. Рядом с проходной пожженная, искореженная техника. Масштаб разрушений, как и размеры самого завода, поражают. Это разбитый город в городе. Здесь держали оборону, затащив с собой в подземелье мирных жителей, «азовцы»*. На бетонной стене, обрамляющей производственные площади, зияет надпись, нанесенная черными буквами через трафарет: «Мариуполь тоже наш!».

Сергей провел в городе все три месяца, пока российская армия и Народная милиция ДНР проводили штурм.

— И как, почему не уехали сами? — спрашиваю у своего собеседника.

— Да как? Нормально. Родителей же не бросишь, — говорит Сергей. — Я с ними остался. Каждый день за дровами, за водой. Возле каждого подъезда большой костер разжигали, чтобы готовить еду. В девять часов вечера закрывали входную дверь в подъезд на лопату. Вставляли между ручек. Машина моя во дворе стояла. Один осколок всего попал сзади. Но я ее хитро припарковал, за домами.

Сергей вспоминает, как у него на районе оставшиеся наедине с выстрелами, взрывами и самими собой люди начали выносить магазины. Надо же было что-то есть, пить. Хозяев тоже нет. Во всяком случае — в самих магазинах.

Тяжелее всего, по словам собеседника RTVI, было в феврале и марте. Холод стоял страшный.

— Родителей закутаешь во все, что можно, ложишься сам, закутаешься. А в пять-шесть вечера темнеет уже. И все вниз спускаются к подъезду — квасить, пока обстрелов нет, — усмехается Сергей. — Водки у всех валом. Я, если честно, ничего не взял, когда магазины были раскрыты, кроме водки. Взял два ящика. И то, не для того, чтобы пить, а для того, чтобы менять на продукты.

Подключали к мотоциклу ноутбук и смотрели кино

Сергей говорит, что мародерство в магазинах не поддерживал даже в самые критические дни.

— Я считаю как. Если ты человек, то должен понимать: люди наживали годами, открывали магазины свои. Если ты нормальный, то пожрать возьми, выпить возьми. Ну, такая ситуация. Нет ничего — ни воды, ни еды, кругом стрельба. Но, сука, когда ты начинаешь выносить частные магазинчики, компьютеры там, еще какую-то технику, мебель вытаскивать. Я этого не понимаю. У знакомого был рыболовный магазин, сколько он в него вкладывал…Все вынесли, даже крючки! Нахера вы это делаете? — сокрушается мой собеседник.

Мы едем по улице Торговой. Здесь, кажется, отразилась вся суть того ужаса, что пережили жители города во время боев за Мариуполь. По обеим ее сторонам раскинуты частные домики. Протяженность улицы — километра три. На другой день я прошел ее всю пешком. Для того, чтобы посчитать количество домов, которые не пострадали, мне хватило пальцев одной руки; домов, которые пострадали немного, — двух. Все остальное раскручено, посечено осколками и покорежено так, что создается впечатление, будто смерть до сих пор затаилась где-то в гуще руин и не спешит покидать это место, желая поживиться кем-то еще.

— Чувствовали что-то до 22-го года, что может что-то начаться? — интересуюсь у Сергея, когда мы проезжаем дальше.

— Нет. Неожиданно все произошло.

— А как ВСУ тут смогли такие укрепления возвести?

— Так они с 2014 года их строили, готовились. Но для меня все равно [начало СВО] было неожиданностью. Да, проходила информация, что американское посольство из Киева вывезли, что война может быть. А когда мне сказали, что началось, я подумал, что это чисто как давление просто информационное, чтобы они меньше в********** [выпендривались] — говорит Сергей. — Дружок мой вот быстро смекнул, что надо уезжать. В тот же вечер выехал. Хотя, конечно, не повезло и ему. Рухнула его квартира, он только ремонт в ней сделал. Всмятку.

Сергей закуривает. Говорит, что когда кто-то спрашивает про 22-й, и он начинает все это вспоминать, по коже начинают бежать мурашки.

После взрыва все жильцы дома побежали в подвал. Сергей туда не пошел. Вышел из подъезда, сел на лавку и стал курить.

— Мне кричат: ты что, б**** [блин], бессмертный? Да это, отвечаю, одиночный. Вы, говорю, бегайте. А ты-то что такой спокойный, спрашивают?

Говорю: потому что я закончил два университета, если ты услышал звук выстрела или звук взрыва — в тебя уже не попали. Я услышал, значит, живой, говорю. И налил себе стопку. Кричу: эй там, в подвале, уже не стреляют, я допиваю. Те кричат что-то, мол, безумный.

Сергей рассказывает, что когда дом остался полностью без электричества, жильцы нашли выход. У одного из соседей был мотоцикл. Мужики объединились и вместе затащили его на седьмой этаж.

— И вот он мотоцикл заводил, мы подключали к аккумулятору ноутбук и кино смотрели, — с теплом вспоминает Сергей. — Все фильмы, что у него есть, по десять, сука, раз! Ну, хотелось же жить как-то, понимаешь?..

«Собирайте чемодан и дуйте в Киев»

День у жильцов дома, где Сергей жил с родителями, был сродни дню сурка. Проснулся — пошел за водой, натаскал дров, вместе приготовили еду. Начался обстрел — большинство бегут в подвал.

— Мне батя сказал так тогда: сынок, мы с матерью уже жизнь прожили, ты спускайся, а мы никуда не пойдем. Я им сказал, что что бы ни случилось — с ними останусь. Я за все время штурма города ни разу в подвале не был, — признается Сергей.

Несколько минут мы едем молча.

— Ты знаешь, что я заметил? Никто не болел. Было очень тяжело, холодно, жратвы не сказать что много, но была. Хлеба вот не было. За водой, когда идут обстрелы, не сходишь. В первые дни нас спас дождь. Мы из труб воду сливали и кипятили. И вот что интересно: все болячки отступили. У мамы даже сердце с головой перестали болеть.

Мы вспоминаем наших ветеранов, прошедших Великую Отечественную. Обращаем внимание, что многие из них — долгожители.

Сергей вспоминает, как плохо было без курева.

— Сигареты по пятьсот гривен продавали, это по тысяче рублей на наши. Пидорасы. Ладно бы свое продавали. Ты с****** [украл], отдай людям, гондон! Если честно, я их ненавижу. Тех, кто н******** [наворовали] и ходили потом по дворам, продавали колбасу, яйца… Сука. А хочется ведь, что делать, покупаешь все равно родителям.

Сергей рассказывает еще одну важную вещь:

— За это время, пока в городе шли бои, все поняли, кто в подъезде нормальный человек, а кто пидорас. Знаешь, что эти пидорасы делали? Вот мы, например, по утрам, в шесть часов, разжигали у подъезда общий костер по очереди. По два человека. А эти суки дальше отходили на детскую площадку и свой костер разжигали. Мясо жарили! А мясо…Как же мяса хотелось, ты не представляешь. Я до сих пор, когда к маме приезжаю и когда вижу этих уродов, не здороваюсь. Сидели, ждали: «Да вот наши вернутся». Какие ваши?. Я так скажу: в городе 90% были за нас. Ну, как за нас? За Россию. В семье, конечно, не без урода.

Про «ждунов» за время командировки в Мариуполе приходилось слышать не раз. Военные объясняют, что в основном опасности они не представляют. Просто молча, иногда вполголоса, выражают свое недовольство новыми порядками. Больше, как говорят военные, угрозы стоит ждать от туристов, завербованных СБУ. Они за небольшие деньги могут сфотографировать военные объекты, передать какие-то координаты. Впрочем, по ним активно работают ФСБ и смежники.

Сергей в свою очередь рассказывает про случай в аптеке. Там образовалась очередь и одна из женщин пенсионного возраста вдруг начала вслух с ностальгией вспоминать прежнюю украинскую власть в городе. «Так в чем дело? — не выдержал Сергей. — Идите домой, собирайте чемодан и дуйте в Киев». В очереди никто не проронил ни слова. А женщина-аптекарь попросила пенсионерку выйти. Обслуживать ее она отказалась.

В целом люди молодцы, говорит Сергей, возвращаясь к 2022-му году.

— Когда к нам уже в район зашли наши танки, я землю целовал. Сколько лет я ждал этого, — говорит он и снова замолкает, чтобы не заплакать.

«Ждали наших, но наши не пришли…»

Сергей рассказывает, что он ходил в российскую школу. Университет тоже заканчивал в России. В России у него всегда были друзья. За несколько лет до начала СВО Сергей за Россию даже пострадал. Столкнулся с так называемым «языковым патрулем». Вечером приехал домой, решил не торопиться, посидеть в машине, перекурить. Включил музыку, из динамиков заиграл Лепс. В этот момент к Сергею и подошли.

«Кого слушаешь?»

«Лепса».

«А ниче, шо он в Донецке выступал?».

«Так это же музыка просто».

Дальше молодчики с автоматами слушать Сергея отказались. Последовал удар прикладом в челюсть. В результате мужчина лишился четырех зубов. Сказали, если еще раз услышат, будет хуже. Сейчас Сергей вспоминает эту историю со смехом.

— Лепс, — говорит он, — наш чувак.

Спрашиваю у него, не жалеет ли он, что в 2022-м все произошло как произошло.

— Я жалею только об одном: что в 2014-м Россия не зашла!

Сергей говорит, что раньше бы, за то, что он расскажет дальше, его бы расстреляли. Но теперь, когда Мариуполь часть России, можно.

— Мы же тогда выезжали с коктейлями Молотова, встречать [нацбаты]. В центре города жгли шины. А корефан мой, когда они въехали в город на БТРах и БМП, запрыгнул на последний с покрывалом, накрыл сверху, чтобы обзора не было. Даже референдум при той власти за присоединение к ДНР умудрились провести. С паспортами шли! А потом, когда начали эти списки проверять, начали прессовать людей, кто в этом референдуме участвовал. Ментов наших жалко, которые на нашу сторону перешли. Перебили их. Теперь каждый год мы поминаем их 10 мая. Так что мы ждали наших, но наши не пришли…

Сергей рассказывает, что после пережитого у него стало плохо с памятью. Он визуально помнит человека, но имена вспомнить не может. Поэтому во время разговора он часто называет меня по имени, чтобы не забыть.

В центре Мариуполя, который мы проезжаем, сверкают новые дома. В окружении разрушенных зданий они напоминают свежую зеленую траву, пробивающуюся посреди весенней черноты. Так же, как и современные вывески новых кафе, из-за которых торчат обугленные фасады многоэтажек, которым не повезло. Едем мимо здания Мариупольского драмтеатра, обнесенного строительными лесами. За ним раскинулся новый, благоустроенный Театральный сквер. Еще дальше — площадь с Голубями. Теми самыми, которых за все время, пока длился штурм города, не коснулся ни один осколок. Именно на эту площадь теперь тянутся дети, включают музыку на переносной колонке и играют в мяч.

* организация признана террористической, деятельность в России запрещена