«Аллах дома остался». Мигрантов в России станет меньше, но россиянам будет хуже

Тема борьбы с мигрантами, которая держалась на повестке еще до президентских выборов получила новый толчок за счет заявления главы Следственного комитета Александра Бастрыкина о «государственной дуре», которая якобы не хочет принимать против приезжих жесткие меры. Как пишет специалист по постсоветскому пространству Кирилл Кривошеев в своей колонке для RTVI, повышенное внимание к этой проблеме сейчас — не объективное, а подогреваемое сверху явление.

Публичное поле России правеет, а страны Центральной Азии после начала боевых действий перестали восприниматься как «свои» — и поэтому для их граждан хотят ввести дополнительные подтверждения лояльности. Рано или поздно, это обязательно отразится и на внешней политике.

Хотим как в Дубае

Извиняясь за свое нашумевшее высказывание о «государственной дуре», Александр Бастрыкин призвал абстрагироваться от формы замечания и перейти к обсуждению поднятой проблемы. Если воспользоваться его советом, следует признать, что тема мигрантов настолько волнует российский политический класс, что породила едва ли не уникальный пример, когда одно государственное ведомство так резко критиковало другое.

Госдума, к слову, и правда отклонила ряд законопроектов, связанных с миграцией. Но, как верно (и очень откровенно!) отмечают сами депутаты, дело совсем не в ней, а в администрации президента, на мнение которой положено ориентироваться, выясняя, пройдет или не пройдет тот или иной заоконопроект. Вероятнее всего, Бастрыкин и сам прекрасно это понимает.

И все же слова главы Следственного комитета, как брошенный в болото камень, вызвали заметные круги на воде. Тему тут же подхватили многочисленные провластные и откровенно националистические спикеры, которые убеждены, что идеальная модель использования иностранной рабочей силы — это Арабские Эмираты, где «вся рабочая сфера от стройки до обслуживания — это мигранты, но на улицах их никогда не увидишь». Эта цитата принадлежит военкору «Комсомольской правды» Александру Коцу, но до этого примером Дубая восхищались и другие люди из его круга. Даже на Петербургском юридическом форуме, где выступал Бастрыкин, восхвалялись «общежития практически закрытого типа», которые все же появляются в Подмосковье.

Такой пример, конечно, симптоматичен. Граждане Индии, Пакистана, Бангладеш и Филиппин, которые трудятся в тех же Арабских Эмиратах или Катаре, действительно незаметны на фоне блистающих городов с небоскребами: витрина и изнанка надежно отделены друг от друга. Но изнанка от этого не становится менее неприглядной: буквально каждое крупное международное мероприятие в этом регионе сопряжено со скандалом из-за мигрантов, которых держат в вагончиках без паспортов и обещанной зарплаты.

Принятая в этих странах система «кафалы» (изначально это слово означало опекунство над ребенком), когда всю ответственность за нанятых сотрудников несет работодатель, не раз критиковали международные правозащитные организации. Причина проста — желая избежать проблем, наниматель действительно не позволяет иностранным рабочим даже выйти в город и вводит систему штрафов за нарушение режима. Такая форма существования куда больше подходит под определение «гетто», чем подмосковные Котельники, которые чаще всего используются как острый пример засилья мигрантов в России.

Подобное отношение к индийцам и филиппинцам со стороны арабов вполне объяснимо — они их совершенно искренне считают чужими и не достойными претендовать не только на гражданство, но даже на постоянное проживание в стране с семьей.

Статистические парадоксы

По данным государственного ВЦИОМ, положительно к трудовой миграции относятся 47% россиян (в 2013 году — 14%), а растущую напряженность на этнической почве отмечают лишь 39% (в 2013 году таких было 57%). Этот тренд, судя по всему, продолжится и дальше — чем моложе респондент, тем меньше его беспокоят приезжие. Проблема пресловутых Котельников (и других районов на востоке Москвы) есть, но она сугубо локальна — большинство жителей крупных городов не видят в мигрантах никакой проблемы.

Тем не менее, российские политики все чаще начинают требовать от мигрантов не только знания русского языка (не секрет, что экзамены сдаются формально, а зачастую и фиктивно — за взятку), но и политической лояльности. В том числе — готовности отправиться в «новые регионы» после получения российского паспорта, о чем говорил Бастрыкин:

«Зачем они там нужны, эти товарищи? Рыть окопы и укрепления создавать, для этого нужны хорошие рабочие руки».

Кроме того, в среде националистов активно популяризируется опрос, проведенный в прошлом году среди самих мигрантов. Согласно нему, 24% мигрантов готовы бороться за право жить в России по нормам шариата (впрочем, у независимых экспертов возникли серьезные вопросы к методике исследования).

Отсюда же — желание депутата Алексея Журавлева сделать условием пребывание в стране обязанность «поддерживать специальные военные операции, проводимые Вооруженными Силами Российской Федерации в соответствии с решением Верховного Главнокомандующего Российской Федерации». Множественное число здесь явно служит заделом на будущее — кто знает, какие военные операции последуют за нынешней?

Именно эту инициативу раскритиковали за абсурдность даже коллеги Журавлева, но ход мысли, явно продвигаемой сверху, очевиден. Мигранты устроили теракт в «Крокус Сити Холле», мигранты могут сфотографировать городские системы ПВО и передать Украине, мигранты получают свыше 100 000 рублей, пока русские работают за 50 000, мигранты стремятся получать российские социальные блага, но при этом не готовы разделять судьбу страны, подписав военный контракт. Значит, нужно твердо отделять своих от чужих и на всякий случай держать в черном теле даже тех, кому все же разрешат въехать в Россию.

И если страх появления подпольных молельных домов с имамом-салафитом вполне обоснован (побороть это явление можно, открывая легальные мечети, но такой подход вряд ли понравится противникам миграции), то выступления против кинотеатра с фильмами на кыргызском в Новогиреево выглядят уже как полный отказ «чужакам» в праве на отдых и культурную жизнь.

Подобный радикализм по отношению к мигрантам на крупнейших публичных площадках — новое явление, потому что в 2013 году государственное агентство РИА «Новости» спокойно, без тени осуждения писало о ночных клубах для гастарбайтеров. Судя по тексту, они явно не способствовали религиозной радикализации приезжих, а даже наоборот. Вот как описывал вечер в таком клубе корреспондент Дмитрий Виноградов:

«Громко звучит русская попса, водка льется рекой, клубится кальян — стиль отдыха гастарбайтеров далек от стереотипов, которые общественное мнение связывает со строгой мусульманской культурой. “Аллах дома остался”, — смеется 30-летний Замир».

Примечательно, но в том же 2013 году приток мигрантов в Россию стремился вверх, а в 2024 — скорее стагнирует и даже стремится к снижению, в том числе благодаря стараниям самих стран-доноров (Узбекистан медленно, но верно перераспределяет поток мигрантов в сторону Турции, Южной Кореи и Евросоюза).

Тем не менее, об угрозе этнического замещения коренного населения и открытия внутри страны «второго фронта» за счет «прокачанных западными спецслужбами» мигрантов заговорили именно сейчас. Это никак не связано ни с уровнем преступности в мигрантской среде, ни с объективной демографической статистикой.

В то время как Бастрыкин хочет заместить всех мигрантов «русскими мужиками» из провинции, профессиональные демографы отмечают — миграционный прирост (то есть не просто приезд мигрантов на заработки, а получение ими российского гражданства) — чуть ли не единственный фактор, который может сдержать убыль населения в России, но даже он сокращается, ломая все прогнозы государственных ведомств. Еще в 2022 году желание остаться в России на постоянное место жительства выражали 58% мигрантов, а в 2023 — 46%.

Получается, что вся антимигрантская риторика — лишь свидетельство поворота в политике Москвы, которая напрямую связана с военной операцией. Она дала новую площадку для высказывания правому сегменту публичного поля, и теперь кажется, что антимигрантская истерия захватила все общество — а это совсем не так.

Взгляд снаружи

О том, что события 2022 года заставили пересмотреть прежнюю модель отношений между Россией и странами постсоветского пространства, написано и сказано уже очень много. Тем не менее, скрытая обида соседей и союзников на Москву («раз уж задумали такое — могли бы и нас в известность поставить») продолжает углубляться. Москва в ответ ожесточается за любое проявление нелояльности (будь то сокращение преподавания русского языка или «неправильное» освещение украинского конфликта в СМИ).

Все это еще сильнее разбалансирует привычную модель взаимодействия России со странами Центральной Азии. Сказать им «слушайтесь, потому что ваша экономика целиком зависит от нас» через пару лет будет нельзя — потому что это российская экономика все больше зависит от соседей и их готовности обходить санкции. А сами Узбекистан, Кыргызстан и Таджикистан в условиях ослабления России все больше будут укреплять связи с Китаем и Евросоюзом, по-восточному объясняя это воспоминаниями о Великом шелковом пути. Разумеется, полуторавековая связь с Россией будет ощущаться еще долго, но строительство в регионе участка железной дороги не с широкой (российской, 1520 мм), а узкой (1435 мм) колеей, как в Китае и Евросоюзе, может служить предвестником важных изменений.

На этом фоне все сугубо политические причины обидеться на соседей (например, за визит журналистов на интервью к Владимиру Зеленскому или якобы сказанные казахстанским министром слова, что «украинские солдаты воюют в том числе за Казахстан») будут казаться Москве все более значимыми и подрывающими ее авторитет. Дистанция в отношениях с Москвой будет расти параллельно формированию некой «региональной идентичности» Центральной Азии.

С другой стороны, если кто-то добивается избавления России от мигрантов, то сейчас действительно все к этому и идет. Если «политические» требования и полицейское внимание к мигрантам будет расти, а курс рубля — нет, число желающих зарабатывать здесь станет меньше. Но к повышению благосостояния самих россиян это, вероятнее всего, не приведет.

---

Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.