«Игра окончена»: как оппозиция Сирии склонила Россию к отказу от Асада

Сирийские повстанцы намеренно убедили Россию не вступаться за Башара Асада, они открыли прямой канал связи с российской стороной незадолго до падения Дамаска в декабре 2024 года. Именно отход российских военных из столицы Сирии ускорил свержение экс-президента, ныне скрывающегося в Москве. Об этом глава МИД в переходном правительстве Сирии Асаад Хасан аш-Шибани рассказал журналу «Аль-Маджалла», беседа состоялась 13 ноября. RTVI приводит выдержки из прямой речи аш-Шибани об отношениях России и Сирии.

О рефлексии перед решающим наступлением:

С 2016-го по 2020 год мы пережили серию сокрушительных поражений. Мы проанализировали стратегию режима [Башара Асада], то, как ему удавалось отвоевывать территории, пользоваться нашими слабостями, извлекать выгоду из внутренних разногласий и использовать в качестве рычага интервенцию России (военная операция России в Сирии началась в 2015 году, Башар Асад официально обратился к Москве с просьбой об оказании военной помощи, целью называлась борьба с террористами среди вооруженной оппозиции. — Прим.RTVI). Он манипулировал некоторыми акторами и наживался на беспорядке. Все это было частью нашего анализа.

Мы задавали себе сложные вопросы. Почему часть населения Сирии по-прежнему занимает неоднозначную позицию? Почему некоторые общины не выступили с четкой позицией против режима? Почему некоторые секты поддержали режим, который ничего не предлагает им взамен? Нам нужно было подумать о том, как предотвратить сплочение этих групп вокруг режима, даже символическое, и как сделать так, чтобы режим больше не мог их эксплуатировать.

Мы не могли инициировать какие-либо значимые изменения в Сирии, не решив, что делать с мощью российской авиации. Ее преимущество в воздухе имело решающее значение. Она могла бы бомбить город до тех пор, пока он не сдался, а затем направить туда наземные войска, чтобы захватить его. Такова была характерная модель поведения.

О подходе к российским военным в Сирии:

Мы внимательно следили за авиабазой Хмеймим. Там базировалось около 20 самолетов. В случае их задействования они могли бы уничтожить все, что мы построили.

Это было особенно опасно, потому что к 2024 году Правительство спасения Сирии начало способствовать реальному экономическому развитию в Идлибе. Регион изменился. Появлялись промышленные зоны, увеличилось число жилых районов, с 2020-го по 2024 год люди жили в редком периоде спокойствия.

Возвращение к воздушным бомбардировкам стало бы катастрофическим шагом назад. Нам нужно было нейтрализовать силу российской авиации, поэтому мы задумались: каковы истинные интересы России в Сирии? Связаны ли они с Башаром Асадом как личностью или же они заключаются в сохранении влияния в Сирии как на стратегическом пространстве? Исходя из этого, мы разработали план.

Мы избегали линий фронта, где присутствовали российские войска, и держались подальше от побережья и других зон, где было прямое присутствие России. Вместо этого мы перенесли ось противостояния на отдаленный фронт, в Шейх-Акиль (район в провинции Алеппо. — Прим. RTVI), где режим поддерживали некоторые иранские элементы. К середине кампании, после начала операции «Сдерживание агрессии», президент [Сирии на переходный период Ахмед] аш-Шараа убедился, что баланс сил начал смещаться.

О переговорах с Россией незадолго до падения Асада:

Нет, [посредничества Турции не было]. Это был прямой канал связи. Сначала мы выпустили публичное заявление. Вскоре после этого доверенный посредник сообщил нам: «Путин прочитал заявление, и оно ему понравилось». Мы получили послание и поняли, что оно означает. Сообщение дошло до адресата.

Затем состоялась встреча. Это был не телефонный разговор, а политическая встреча лицом к лицу на контрольно-пропускном пункте «Баб-эль-Хава» (находится на границе Сирии с Турцией. — Прим. RTVI). Они приехали к нам. Мы решили не говорить с позиции победителя.

Я спросил их: «Сколько раз вы будете возвращать Алеппо режиму? Россия вернула Алеппо еще в 2016 году». Я сказал: «Представьте, что ваш сын играет на улице с мячом. Кто-то забирает его у него. Вы не купите ему другой мяч и не будете ругать его за то, что он его отдал. Вы вернули Алеппо режиму. Вы вложились в это. Чтобы восстановить режим, вы навредили своей международной репутации. А он его (Алеппо. — Прим. RTVI) покинул. Теперь вы находитесь в партнерстве, построенном на иллюзиях».

Я также сказал: «Если у вас есть подлинные интересы в Сирии, их можно реализовать с помощью нового правительства исходя из национальных основ, а не через сделки или силы ополчения». Такие договоренности всегда носят временный характер. Они связаны с режимом, а не с народом.

Россия заключила с режимом соглашение сроком на 49 лет (вероятно, здесь речь идет о договоре о расширении российской базы в Тартусе, который новые власти Сирии объявили «больше не действительным» в начале 2025 года. — Прим. RTVI), но оно так и не было ратифицировано парламентом. Это была сделка с бандой, и когда банда исчезла, исчезла и сделка.

Мы сосредоточились на рациональном диалоге, основанном на интересах. Мы четко заявили: «Давайте перейдем к следующему этапу, давайте поможем сирийцам почувствовать облегчение». Мы вступили в переговоры [с Россией] по поводу бомбардировок. Мы могли бы нанести удары по базам и стратегическим объектам, но решили проявить сдержанность. Однако обстрелы Идлиба и Алеппо должны были прекратиться.

Это была ключевая фраза, ясная по своему смыслу. «Не связывайте свое будущее с Башаром. Он — временное явление. Есть правительство, с которым вы можете строить отношения».

О чем удалось договориться с Россией:

Мы договорились по нескольким пунктам: никакой политической мобилизации против нас, никаких панических заседаний в Совете Безопасности ООН, никаких подстрекательств со стороны СМИ против переходного процесса и никаких бомбардировок городов.

Мы договорились о будущих встречах, как только ситуация стабилизируется. Если они захотят уйти с каких-либо позиций, то мы сможем им помочь, учитывая неизбежные грядущие коллапсы.

Мы не хотели сражаться в Дамаске. Бои разрушили бы город. Дамаск не выдержал бы такого насилия. Два-три снаряда превратили бы его исторические кварталы в руины. Такие потери необратимы, а может и вовсе невосполнимы. Мы хотели этого избежать. Мы ожидали ожесточенных боев, особенно в укрепленных районах, таких как Каламун, но, к счастью, режим рухнул.

Мы не знаем, [сообщила ли Россия Асаду, что «игра окончена»], но мы действительно произнесли эту ключевую фразу. И в конце встречи [россияне] спросили меня, ожидаю ли я, что мы доберемся до Дамаска. Я сказал: «Да, безусловно». Они спросили, сколько времени это займет. Я сказал: «48 часов».

Если русские уходили, то это означало, что они знали о том, что мы скоро придем. На тот момент мы все еще были в Хаме (находится в около 200 км от Дамаска. — Прим. RTVI).

О своем отношении к решению России:

Я считаю, что их позиция была разумной. Она была более прагматичной, чем позиция иранцев, и мир движется в этом направлении.

Перед нами стоит грандиозная задача восстановления Сирии. На данном этапе мы должны оставить в прошлом то, что можно оставить в прошлом. В английском языке есть пословица: «Двух кроликов сразу не поймаешь».

Я не могу гоняться за двумя кроликами. Я должен сосредоточиться на чем-то одном. Мы сосредоточены на восстановлении. Мы разрешаем любые проблемы в отношениях, которые мешают достижению этой цели. А любые отношения, которые тому способствуют, мы сохраняем.

Любое наследие, заставляющее нас оплакивать руины, мы отвергаем. Мы здесь не для того, чтобы жить прошлым. Сегодня у нас есть возможность. Мы смотрим вперед. Мы не хотим возвращаться к прежним сражениям.

О будущем российских баз в Хмеймиме и Тартусе:

Окончательного соглашения с Россией пока нет. Переговоры продолжаются. Наши люди должны знать и твердо верить, что мы восстанавливаем отношения с Россией на основе уважительного сотрудничества.

Я прочитал соглашение по Хмеймиму между Россией и режимом. Оно было полностью односторонним. Сирия не имела права возражать, не имела права на арбитраж.

Мы перестраиваем эти отношения в соответствии с интересами Сирии. Если это будет выгодно обеим сторонам, то мы продолжим. Если нет, то нет. Мы не будем держать их словно декоративных гостей.

О новом внешнеполитическом курсе Сирии (из второй части интервью):

Мы не разделяем концепцию «блоков», мы в них не верим. Наша цель — сохранить максимально возможный баланс, чтобы восстановиться после национальной катастрофы. Сегодня мы вступаем в фазу восстановления, столь же значимую, как и сама революция.

В рамках этой стратегии мы стремимся поддерживать сбалансированные отношения с ключевыми мировыми державами. Мы не хотим ввязываться в соглашения в области безопасности, разведки или военного сотрудничества, которые могли бы отвлечь нас или ослабить нашу позицию.

При этом степень согласованности может быть различной. Не имеет значения, если мы склоняемся в одну сторону больше, чем в другую. Мы не движемся единым фронтом. Мы стремимся к балансу.

Мы похожи на старую телевизионную антенну, которая настраивается на сигнал сирийских национальных интересов. Нам нужны поддержка и помощь. Сирия — это не мировая держава, способная изменить международный баланс бил.

Эти вопросы находятся за пределами нашего влияния. Мы пойдем по тому пути, где мы найдем подлинную стабильность, экономическую поддержку и помощь в переходном периоде Сирии.

* Организация признана в России террористической и запрещена