«Пригожин решил газовать до конца»: боец «Вагнера» про штурм Бахмута и Марш справедливости

Пересидок — псевдоним бывшего заключенного и штурмовика с позывным Берсерк из «Проекта К» ЧВК «Вагнер». Он участвовал в боях за Артёмовск, которые стали известны на весь мир как «Бахмутская мясорубка». По оценкам главы ЧВК Евгения Пригожина, в ней погибли 20 тысяч вагнеровцев, а потери ВСУ составили более 100 тысяч человек ранеными и убитыми. О своем военном опыте Пересидок написал книгу «Бахмут как есть», которая вышла в издательстве «Перо» в 2025 году. RTVI поговорил с ним о штурме Бахмута, роли заключенных из Проекта «К» в военных действиях, и о том, что на самом деле могло скрываться за Маршем справедливости Пригожина.

«В ЧВК сразу говорят, что ты умрешь»

— Почему вы решили написать книгу?

— Я хотел, чтобы люди узнали о том пути, который прошёл я и тысячи таких же ребят — зэков-штурмовиков, которые попали в ЧВК «Вагнер», прошли «Бахмутскую мясорубку» и освободили Артёмовск. Чтобы они узнали эту историю такой, какая она была изнутри. К написанию книги меня подтолкнули мои подписчики в соцсетях, где я веду свои блоги. Изначально я писал короткие рассказы о своем военном пути, подписчикам понравилось: «Напиши книгу, это будет очень интересно». Вот я и написал.

— Расскажите за что вы сидели и какой у вас был срок?

— Я стараюсь на этот вопрос не отвечать, я могу лишь сказать, что я никого не убил, никого не ограбил, никого не изнасиловал. Осужден я был в составе группы лиц. Срок у меня большой, мне дали 17 лет в колонии строгого режима.

— Почему решили присоединиться к «Вагнеру»? Как это произошло?

— У этого решения было много причин, нельзя сказать, что была какая-то одна. Но основным было желание очистить свое имя, до заключения я был известным и успешным спортсменом. Может быть кто-то подумает, что я кривлю душой, что я пошел туда за свободу, но так могут говорить только те люди, которые реально не понимают ситуацию, не были внутри подобной ситуации.

Когда ты идешь в ЧВК, где тебе сразу говорят, что, скорее всего, ты умрешь, ты вряд ли думаешь, что у тебя есть шанс какой-то освободиться. Поэтому основная была задача, очистить имя, сдохнуть не в тюрьме, а погибнуть героем.

— Знали ли вы про «Вагнер» до этого?

— До прилёта Пригожина к нам в колонию я о ЧВК «Вагнер» вообще ничего не знал, как и большинство тех, кто сидел со мной. Для меня это выглядело так: приехал какой-то неизвестный мужчина, который пытается собрать людей на специальную военную операцию в какую-то организацию. Когда он приехал в первый раз, я именно по этим причинам и не поехал, потому что, совершенно было непонятно, кто эти люди и зачем вообще нас туда собирают.

Я подумал и решил не ехать и два месяца потратил на то, чтобы изучить непосредственно ЧВК «Вагнер», кто эти ребята, чем они занимаются, какой у них кодекс. И уже когда был второй набор — к нам прилетел Дмитрий Уткин — я шел в «Вагнер» осознанно, понимая все внутренние правила компании.

— Знали ли вы про СВО, что думали про происходящее между Россией и Украиной?

— Да, конечно, знал, потому что в любой колонии есть телевизор, который можно смотреть в свободное время. Я смотрел новости, меня всегда интересовала политика и вообще события в мире. Конфликт между Россией и Украиной я воспринимал, как до, так и после участия в СВО, как ситуацию, когда старший брат вправляет мозги младшему.

«Штурмовик ЧВК — по сути универсальный солдат»

— Была ли у вас до этого какая-то военная подготовка? Что вам дала подготовка в лагере ЧВК?

— У меня никакой военной подготовки не было, у меня была только спортивная подготовка, я мастер спорта международного класса. Даже находясь в местах лишения свободы, я все время занимался, и в камере занимался, когда был в следственном изоляторе тоже занимался, и в штрафных изоляторах продолжал тренировки. В лагере уже с этим было полегче — там были турники в локальном участке. Физическая подготовка у меня была на хорошем уровне. А вот специализированной военной подготовки у меня не было, но в ЧВК «Вагнер» этому обучили, там очень классные инструкторы, все очень доходчиво объясняют, никакой воды лишней нет, нет никаких там лишних заморочек, именно то, что тебе нужно.

Нам сразу сказали: здесь вас не будут учить ходить строем, не будут заставлять воротнички подшивать, маршировать и правильно честь отдавать. Вы штурмовики, вам это всё нахрен не надо, вам нужно, чтобы вы умели двигаться вперед в грязи, в говне, в поту и крови. Потому что вы не военнослужащие, а вы воины!

— В каком штурмовом отряде вы были?

— Я был в 10-м ШО.

— Какое оружие освоили за время СВО?

— Автомат Калашникова, естественно, гранаты разных видов, пулемет, РПГ, то есть гранатомет. Штурмовик ЧВК «Вагнер» — он, по сути, универсальный солдат. Это всё делалось для того, чтобы повысить выживаемость. Мы двигались на самом передке, впереди нас только враг. Мы были сами себе медики, радисты, связисты, наводчики и, естественно, штурмовики. Если ранило пулеметчика, садишься за пулемет, работаешь. Если ранило гранатометчика — взял это РПГ-7 из него отработал.

— Пригожин в одном из интервью говорил, что в битве за Бахмут погибло 20 тысяч «вагнеров». Так ли это?

— Да, у меня нет никаких сомнений. По-моему, Пригожин даже говорил по поводу 22 тысяч погибших. И здесь у меня нет оснований не доверять тому, что говорит Пригожин. Количество потерь, которые были у нас, они были весомые. Я не беру непосредственно тех ребят, которые поехали из колонии. Например, у нас поехало 100 человек, из них вернулось только 40, даже поменьше чуть-чуть. Остальные все 200-е, то есть остальные все погибли. Из тех 40 человек вернувшихся все ранены, то есть не было ни одного штурмовика, который за свой контракт не был бы ранен. Это было просто невозможно, и я в том числе был ранен.

— Как складывались отношения между «проектантами» и обычными «вагнерами»?

— Не было никаких различий в этом плане, никогда. Воевали бок о бок. Я действовал непосредственно внутри Бахмута, участвовал в боях в самом центре города, у нас 99,9% это были зэки, такие же, как и я. Но встречались и ребята, которые были не из мест лишения свободы, и по большому счету ты даже мог не узнать, кто откуда, потому что разницы не было.

Это было до гибели Пригожина. Сейчас идет информационная волна, которая пытается разъединить тех, кто воевал плечом к плечу, разобщить. Некоторые начинают говорить, что вообще-то зэки это не совсем «вагнера», это какие-то недовагнера, это вообще-то «проектанты», и к компании они не имеют отношения. Это всё туфта.
Если бы при Пригожине эти люди бы такое сказали, я думаю, у них были бы очень большие проблемы в подвале.

«Курс обмена телами ВСУ поставил 1 к 10»

— Еще с царских времен в армии серьезной проблемой были алкоголь, в современной еще одна беда — наркотики, а тут спецконтингент, некоторые из них наркоманы. Наверняка приходилось сталкиваться с этой проблемой, как ее решали?

— Всё это в компании было запрещено. Решали эту проблему кардинальным образом. Нам сразу сказали, что есть как минимум три смертных греха: мародерство, трусость, и третий грех — это алкоголь, наркотики и прочее. За эти три греха без разговоров обнуляли.

С такой проблемой, конечно, сталкивались многие, потому что в погребах часто натыкались на самогонку, какие-то вина. Я лично эти бутылки расстреливал из автомата, чтобы ни у кого не было соблазна, ни у того, кто рядом со мной, ни у того, кто пойдет после меня по этим же точкам.

— Пересекались ли с военными из МО РФ, были ли конфликты во время операции в Бахмуте?

— Никаких конфликтов там не было, об этом я писал в книге, потому что на самом деле обычные ребята, обычные солдаты к нам, «вагнерам», относятся с большим уважением. Потому что линию фронта в 2022−2023 году двигали вперед только мы. И, естественно, они прекрасно все понимали, они видели наши потери, видели, через какие трудности мы проходим, то есть, как мы ломаем линию обороны врага, как мы вытягиваем на себя главный удар ВСУ. Тут не было никаких конфликтов и не могло быть.

— Контактировали ли вы непосредственно в зоне боевых действий с украинскими военными по вопросам оперативного обмена пленных и тел погибших? В сети были ролики, как тела готовят для обмена, интересно, как это происходило?

— Я непосредственно не участвовал в этих обменах, потому что практически все, кто пришли из колонии, были штурмовиками. Этим занимались специализированные ребята. У нас в какой-то момент сформировали группу, которая собирала трупы за нами. Мы как штурмовики шли вперед, мы заняли здание, на следующий день еще штурм, на следующий день еще штурм.

Мы пробивали линию обороны. А за нами шла группа, которая собирала трупы, и это была важная и не очень приятная работа. Важность ее была в том, как нам сказали, курс обмена телами ВСУ поставил 1 к 10. То есть за одного погибшего вагнеровца, чтобы обменять тело, они забирали 10 своих.

— Скажите пару слов про сам Бахмут, каким он вам запомнился?

— Я видел только руины. То есть для меня это город в огне. И, наверное, одно из ярких воспоминаний в целом, это когда я поехал на звонок домой — там была предоставлена возможность позвонить домой через специальное приложение. Для этого отвозили в тыл на узел связи.

Ехали мы, естественно, в темное время суток на обычной легковой машине. Дорога лежала через реку, и когда мы проехали мост, там была возвышенность на дороге, с нее была видна панорама города. Темнота, всполохи пожара и столбы дыма. Для меня навсегда Бахмут — это город в огне.

— Что было самое страшное для вас во время «Бахмутской мясорубки»?

— Поначалу все было страшно. Наверное первый штурм, я его описал в книге. Мало того, что он был первый и поэтому страшный, так он был страшным даже для опытных бойцов — потому что пришлось бежать по открытому полю, как во времена Великой Отечественной войны. И это, конечно, было мягко говоря, очень волнительно.

Но позже этот страх сменял азарт, и более страшные вещи меня не пугали. Особенно страшно, когда, например, нет возможности помочь своим. Когда ты знаешь, что кто-то ранен, его специально ранил снайпер, чтобы к нему шли другие, и раненый это понимает и подрывает себя, чтобы спасти остальных, чтобы товарищи к нему не лезли. Это было для меня самое страшное, когда ты не можешь помочь.

«Самолеты отправляли бить по героям СВО»

— Что в итоге дало взятие Бахмута? В 2023-м многие писали, что это даст выход на Славянск, Краматорск и к границам ДНР. Однако эти города так и не взяты, территория ДНР не под полным контролем России.

— Кто бы что ни говорил, но взятие города Бахмут это очень важно. Это узловой хаб, который дает оперативный простор. После него можно было идти куда угодно, не только на Часов Яр. Потом занятие города дало стратегическое преимущество, это дало уверенность российским войскам, что мы можем побеждать и брать города и дало время спокойно провести мобилизацию.

То, что было заявлено, что можно будет дойти до границ ДНР, я в этом не сомневаюсь. Если бы ЧВК «Вагнер» продолжил бы работу, если бы ситуация не вынудила компанию уйти из СВО, то эти цели были бы достигнуты.

— Пригожин чаще называл город Бахмут, государственные СМИ используют название Артемовск. Как вы считаете, какое название городу лучше оставить, Бахмут или Артемовск?

— Для меня он так и останется Бахмут. Я не углублялся в его историю, но по-моему он при царе так и назывался. Я не вижу смысла менять его на Артемовск. У меня, как и у всех «вагнеров», кто участвовал в мясорубке, медаль за взятие Бахмута, и для всех «вагнеров» этот город всегда будет Бахмутом.

— Не могу не спросить про «Марш справедливости», ваше мнение зачем все это было нужно?

— К тому моменту мой контракт закончился, и я не участвовал в марше. Я думаю, что руководство «Вагнера» просто вынудили на это. С моей точки зрения это была ошибка, мне сразу было понятно, что после такого шага компании не станет, что и произошло. Но тогда я видел гибель ребят, и руководство это видело, оно было с нами, а не в далеких штабах.

Пригожин приезжал на передовые позиции. Был случай, когда он приезжал к нам, был буквально в 300 метрах на соседней позиции от нас, хотя в 50 метрах впереди были передовые позиции ВСУ. Он так же видел наши потери, много трупов. А в это время в тылу какие-то амбиции, кому-то не нравилось, что нашу компанию хвалят, любят и любят, кстати, до сих пор. И это вызывало вопросы и зависть в тылу. Я думаю, что просто всё пошло не по плану.

Это только мое мнение, но я думаю, что изначально был план просто приехать в Ростов, записать видеоразговор с министром обороны и начальником Генштаба и выложить его в интернет. Но вышло так, что их в Ростове не застали. А дальше компанию объявили мятежниками… Пригожин решил газовать до конца. Слава богу, что всё-таки здравый смысл возобладал, и кровь в большом количестве не пролилась.

— Во время марша были сбиты самолеты, не знаете, понес ли кто-то ответственность?

— Я знаю только одно, что компания принесла свои извинения, готова была выплатить определенные суммы денег семьям погибшим со своей стороны, но здесь нельзя возлагать ответственность только на компанию. Я думаю, что здесь ответственность должны понести также те люди, которые эти самолеты туда отправляли бить сверху по героям СВО, которые идут мирным маршем по трассе.

Поставьте себя на место командиров «Вагнера», боевые товарищи, которые с вами проливали кровь, убивали врагов ради Родины, и вдруг по ним бьют с самолета. Ваши действия, что вы будете делать? Понятно, это дилемма, драма, и нет здесь одного виновного, который будет за все грехи в ответе. Тут надо смотреть глубже.

«У зэков огромный потенциал выживаемости»

— После таких страшных штурмов нет ли у вас ПТСР? Как вы справляетесь?

— Это нормально, это профессиональная болезнь военных, у человека нарабатываются определенные рефлексы. Слава Богу моя психика закалилась спортом, тюрьмой, поэтому война для меня была не столь травмирующая, поэтому ПТСР проявлялось скорее в каких-то рефлексах и привычках.

Например, я не могу просто подойти к окну, потому что думаешь, а вдруг оттуда начнут стрелять. Или когда какие-то предметы падают под ноги и тебе хочется их отбросить от себя. Снятся сны, причем это не кошмары про трупы, кровь, а просто, что ты куда-то залетаешь, дергаешься во сне, запрыгиваешь в какое-то окно, где-то там цепляешься за какую-нибудь корягу. Тяжелые сны.

Еще из-за контузии вестибулярный аппарат немножко барахлит, бывает укачивает в транспорте. Все, кто был в Бахмуте, так или иначе получил контузию, потому что там грохотало так! Все взрывалось рядом, 24 на 7.

— Наверняка видите в новостях пишут, про «вагнеров» из бывших заключенных, которые снова совершают преступления, что думаете по этому поводу?

Конечно, я видел эти публикации, и я считаю, что эти публикации делают просто обычные хайпожоры. Для писак эти единичные случаи просто удобная тема вызвать какой-то резонанс. Почему они не пишут о тех обычных заключенных, которые в 60% случаев возвращаются после освобождения в зону вновь? Почему не пишут, что наша исправительная система не работает? Им это неинтересно, просто потому что это не может вызвать резонанс.

В ЧВК «Вагнер» тех, кто вновь совершает преступление — меньше процента. Но об этом они тоже не напишут.

— Как вы оцениваете «Проект К»? Привлечение заключенных на СВО себя оправдало?

— Однозначно. Заключенные себя в самом лучшем виде продемонстрировали на СВО, потому что никто как зэк по большому счету не адаптирован к военной жизни. То есть это люди, которые лишены каких-то перспектив в будущем на тот момент, когда они попадают на СВО. Это люди, которым нечего терять, которые привыкли к суровым условиям жизни, в отсутствии электричества, воды, нормальной еды, женщин и так далее. То есть это люди, готовые к лишениям сходу. Исходя из этого, у зэков огромный потенциал выживаемости.

Зэковская смекалка всегда подскажет верное решение где и как выжить, где и как немножко схитрить, обмануть врага, уже не на бытовом уровне, а в чисто военно-тактическом. Зеки воевали не только с нашей, но и со стороны Украины, и я до сих пор считаю, что зэки придумали сбросы ВОГ-17 с БПЛА. Это грозное оружие появилось сразу после призыва заключенных.

Почему я в этом уверен? Потому что эта вещь, эта задумка уже существовала в местах лишения давно, именно так многие запрещенные предметы попадают в колонию, а здесь зеки тот же дрон просто адаптировали под военные нужды.

Заключенные однозначно должны привлекаться к военным действиям и им надо давать шанс искупить свои деяния и дать возможность социализироваться.

Человек, который прошел войну, он по-другому смотрит на ту свободу, которую он заработал. У него нет обиды на государство, что вот его посадили. Он заработал свободу своими руками и он ее будет ценить.

«Я закрыл свой мужской гештальт»

— Как вы узнали о смерти Пригожина и Уткина, что почувствовали, что сейчас думаете про обстоятельства их гибели?

— Я узнал из новостей, повторюсь, к тому моменту мой контракт закончился. Когда я об этом узнал, расстроился. Для меня это был удар, и сразу пришло осознание, что это конец ЧВК «Вагнер». На мой взгляд вразумительных ответов по поводу обстоятельств этой трагедии до сих пор нет. Я видел какие-то версии, что они чуть ли не обнюхавшись, закидали друг друга гранатами, но это для меня полная туфта.

— Вы продолжили путь военного или пытаетесь устроиться в мирной жизни?

— Полученные ранения меня беспокоят и не дают возможность продолжить выполнение штурмовых задач. Поэтому сейчас я на гражданке. Социализируюсь, адаптируюсь, завел блог, книгу опять же написал. Помогаю ребятам на СВО, на передке, я отправляю туда все, что им необходимо.

— Как на вас повлиял боевой опыт — изменил в лучшую или худшую сторону?

Может быть странно прозвучит, но боевой опыт, я считаю, повлиял на меня очень хорошо. Я, как и многие мальчики в детстве, играл в солдатиков, мне всегда импонировала война, войнушка, фильмы на эту тему. Теперь, поучаствовав в боевых действиях, я считаю, в лучшей военной компании в мире, я закрыл гештальт, свой мужской гештальт.

— А можно поподробнее из чего он состоит?

— Родить сына, построить дом, вырастить деревья и повоевать. Я его выполнил. На душе спокойно.

— Если сейчас будет мир, а Украина полностью занята не будет, это вызовет возмущение или какие-то другие чувства?

— Вопрос не в том, что надо взять Украину полностью. Вопрос в том, насколько она будет лояльна к нам. Потому что России не нужны соседи, которые агрессивно настроены к русским, в сторону Русской православной церкви, русского языка и так далее. Вопрос не в количестве, я считаю, занятых территорий, а вопрос в руководстве Украины.

Если у них пройдут выборы, о которых сейчас говорят, и сменится политическое руководство, которое будет к нам лояльно, которое не будет стремиться попасть в НАТО, которое оставит в покое русский язык, не будет притеснять нашу православную церковь, русских людей, то я не вижу проблем в такой Украине.

Однозначно только могу сказать, что те территории, которые мы сейчас заняли, те территории, за которые пролилась кровь, где сейчас стоят ноги русских солдат, эти территории должны остаться в Российской Федерации.