«Молодежь у нас патриотичная»: глава комитета Госдумы по молодежной политике — об идеологии, Моргенштерне*, иноагентах и запрете компьютерных игр

Председатель комитета Госдумы по молодежной политике Артем Метелев в интервью RTVI рассказал, нужна ли в школах идеология, в чем отличие «Движения первых» от пионерии, зачем нужны «Разговоры о важном» и для чего после начала боевых действий на Украине много студентов брали академотпуска. Он также высказал свое отношение к уехавшим из страны иноагентам и даже предложил процитировать Моргенштерна*.

О том, нужна ли идеология в школах

Вопрос необходимости или, наоборот, отсутствия идеологии обсуждается, сколько себя помню — очень много лет. Действительно, по Конституции, с одной стороны, в стране ее быть не должно, с другой стороны, мы понимаем, что люди, особенно молодое поколение, должны быть вдохновлены примерами, понимать какой-то целевой ориентир страны, зачем, куда она идет, что ждет страну через 10, 20 лет, какие планы у общества в целом, чтобы найти себя в этих планах и понять, насколько близки те или иные ценностные установки, которые есть в нашей стране.

Мне очень нравится девиз «Россия — страна возможностей» — президентская платформа, которой уже несколько лет. В названии этой платформы, на мой взгляд, заложена идеология, что Россия — это страна возможностей для людей совершенно разных возрастов с учетом уровня конкуренции, который объективно на низком уровне в экономике, где-то в культуре, где-то еще по сравнению с некоторыми другими странами, что дает преимущество очень многим молодым талантам, молодым предпринимателям быстро выходить на рынки.

С учетом этого, в России есть огромное количество возможностей для самореализации людей в разных сферах, областях, и если мы будем демонстрировать эти примеры, показывать и в школах в том числе: «Смотрите, все рядом: хочешь стать известной актрисой — огромное количество разных кастингов и конкурсов, хочешь стать спортсменом — пожалуйста, хочешь открыть бизнес — и гранты, и субсидии, и прочее»— то люди, осознавая это, будут верить в себя, будут верить в страну и вместе с нами ее создавать своими руками.

О новой пионерии

Многие сравнивают организацию «Движение первых» с пионерией. На самом деле я помню разговоры о пионерской организации на протяжении последних [лет], сколько читаю газеты и СМИ, так или иначе эта дискуссия в обществе периодически возникает…Постоянно в общество вбрасывали, что такая тема нужна.

На самом деле, если убрать за скобки какое-то партийное участие, политику, в объединении детей в одну какую-то организацию, в которой они вместе ходят в походы, дружат, занимаются каким-то саморазвитием, ничего плохого нет. Наша страна так или иначе всегда этим занималась.

Про Советский Союз — понятно. В начале современной России эта история, к сожалению, выпала из государственного внимания, профильных ведомств и в целом общества. Дети не были, скажем так, приоритетом внимания, в том числе с точки зрения воспитания.

Потом создавалась организация «Юнармия», есть разные детские региональные, межрегиональные проекты — их много. Но мы посмотрели, что если их все взять и сложить, то это максимум 3-4 миллиона детей, которые совокупно охвачены различными конкурсами, проектами, программами развития и так далее. У нас в стране 18 миллионов школьников и подростков.

Страна большая, в очень разных условиях: кто-то в селе, кто-то на Дальнем Востоке, кто-то в школе побогаче, кто-то победнее. И они не виноваты, что они все живут в разных условиях. Почему у одних детей возможности есть, у других детей возможностей нет? Это неправильно. То есть сегодня у подростков совершенно разный доступ к возможностям для своего развития, а запрос на объединение есть.

Поэтому и «Движение первых» родилось на стыке этих идей, чтобы у абсолютно любого подростка, ребенка в нашей стране, где бы он ни родился, был весь доступ ко всем возможностям, которые есть в нашей стране. Их сегодня много: начиная от бесплатных путешествий — недавно правительство даже увеличило финансирование программы до 7 миллиардов — до творческих проектов, конкурсов, кастингов, экологических инициатив.

Цель — чтобы это проникло в каждую школу, в каждый колледж. Сколько их — такого счета сейчас нет. Есть понимание, что в 7,5 тысячах школ открылись отделения «Движения первых». Их [школ] — больше 40 тысяч, [то есть] не везде пока.

Пионерская организация и «Движение первых» с точки зрения своего масштаба и всеохватности похожи. Чем они различаются? Здесь нет вообще никакой политической подоплеки. Просто запрещено в законе, мы специально это прописали. Нет какого-то участия тех или иных деятелей. Это первое. Второе: участие максимально добровольное.

Нет задачи их туда как-то нагнать или еще что-то сделать. В чем сложность? Чтобы количество этих фишек, которые нужны подросткам и детям, было такое, чтобы они сами хотели туда прийти.

О законопроекте про трудоустройство подростков с 14 лет

Действительно законопроект, я являюсь его соавтором, вызвал большой общественный резонанс вызвал. Надо сказать, что мы ничего не меняем глобально, как это многие телеграм-каналы или СМИ попытались исковеркать. Сегодня можно работать с 14 лет. Я вам больше скажу, 460 тысяч подростков уже работает. Проблема в том, что подростков гораздо больше. Если взять разные возрастные рамки — это миллионы детей.

Мы провели несколько исследований — и по линии социологических служб, и сами проводили — 8, 9 из 10 подростков хотят пойти на работу. Почему? Первое — это просто первые деньги. Второе — это ответственность: если ты работаешь, на тебя уже в школе смотрят по-другому. Третье — это профориентация. Это просто опыт, который ты получаешь и некий бэкграунд, который формирует твою личность. То есть там много мотивации для ребенка и для родителя.

По родителям крупные HR-порталы проводили разные исследования: 66% родителей поддерживают эту тему. Мы что изменяем? Мы убираем барьеры. К сожалению, у нас в стране часто можно встретить много барьеров. Это тоже все с 1990-х годов идет. Там многие подзаконные акты и сам закон не менялись с 1990-х годов.

Сегодня, чтобы подросток устроился на работу, нужно получить согласие опеки: 9 документов надо принести в опеку. Незнакомая женщина будет решать, работать тебе или нет, когда у тебя есть мама и папа. Почему это не ты, не мама и не папа должны решать? Почему это должна решать опека — не понятно.

Второе: сегодня есть запрещенный перечень профессий для детей, но нет какого-то рекомендованного, и государство здесь могло бы больше проявлять активности и стимулировать работодателей выходить на контакт с детьми, с подростками, находить эту работу.

Третье: например, 3 кило — это максимум, который подросток может поднимать. Школьный рюкзак точно больше порой бывает. То есть там есть очень много разных нюансов, которые стоит вместе посмотреть. Мы это сделали с экспертами, с коллегами с социальных ведомств.

Об идее запретить снимать учителей на уроках

Я скажу, что это нужная инициатива, но с определенной оговоркой. Педагог не может снимать ребенка. То есть сегодня они не в равных правах. Педагог не может снимать детей, а дети могут. Они этим пользуются очень часто, провоцируя в том числе на уроках. И это выкладывают, это становится предметом какого-то общественного осуждения, насмешек, еще чего-то. Почему в этом виноват учитель? Непонятно. Поэтому в этом плане запретить детям снимать видео во время урока — это, на мой взгляд, верно.

С другой стороны, если происходит нарушение прав ребенка: мы с Ольгой Михайловной [Казаковой, главой комитета Госдумы по просвещению] обсуждали, что здесь ребенок должен иметь право это снять. Поэтому, на мой взгляд, если нарушаются права у ребенка должно быть право это снять на видео, а если просто идет урок — сиди и учись.

В работе над этим законопроектом я буду делать все для того, чтобы это туда попало, такую работу я сейчас с профильным комитетом веду, и мы общаемся. Я уверен, что в той или иной степени это войдет. Постараемся это сделать.

О «Разговорах о важном» и смысле участия в этих уроках звезд

Позитивно отношусь. Что «Движение первых», что «Разговоры о важном» — это все рождалось годами на основании общественного запроса. То есть общественный запрос — доносить до детей те или иные темы.

Что мы можем делать? Можем идти на телеканалы, в газеты, соцсети, предпринимая в стократ больше усилий, денег и всего остального. Либо мы можем провести урок для всех школьников и рассказать, например, о волонтерстве или какие-то другие темы.

Про Егора Крида действительно было общественное обсуждение. Мне кажется, что реклама певца — это был в каком-то смысле перебор. Здесь, конечно, задача профильных властей, в частности, министерства просвещения более внимательно относиться к контенту, который транслируется на детей.

Но проект новый, и то, что сейчас собирается в ходе обратной связи и всего остального, должно идти в работу. В том числе про Егора Крида была большая общественная дискуссия. Я уверен, что в следующий раз уже такого не допустят.

Но плюсов у этой темы гораздо больше… Когда миллионы детей узнают о каких-то важных для страны вещах, открытиях, научных достижениях, возможности участия в каких-то проектах, о людях, вдохновляются их примерами. Это гораздо важнее, с точки зрения работы с подрастающим поколением, с точки зрения трансляции каких-то важных ценностей от конкретных до общих, с точки зрения познания мира вообще мира, России в целом.

Родительские собрания проводит классный руководитель, который сам порой нуждается в той или иной информации. Классный руководитель не может знать обо всех процессах в стране, достижениях, программах. Поэтому «Разговоры о важном», которые создаются совместно с экспертным сообществом, государством, с привлечением тех или иных партнеров, обладают большей суммарной экспертизой, чем отдельно взятый классный руководитель или родитель.

О том, необходимо ли на уроках о важном обсуждать военную операцию и геополитику и с какого класса это можно делать

Да, конечно. Это часть нашей жизни. [С какого класса это делать] вопрос больше к психологам, если честно, чем ко мне. Но точно с 5 класса. Там уже все-таки сформировавшаяся личность. По отношению к более младшим классам, здесь надо общаться с психологами. Но это часть нашей жизни. Без этого никуда.

Я помню просто февраль прошлого года, сумасбродное количество фейков и русофобской ахинеи, которую можно было увидеть со стороны YouTube или других запрещенных сейчас социальных сетей, зашкаливало, специально таргетировали молодых людей, детей: «там сожрали человека», «здесь кровь выпили», еще какая-то чушь. Делалось это специально, это все известно.

Информация должна быть дозированной, в первую очередь проверенной. У подростков тоже есть запрос на обсуждение, на осмысление, на анализ. Когда этого нет, это копится внутри, ты идешь домой и в семье происходит какое-то обсуждение или на улице: все это интерпретации, накладывающиеся на интерпретации. В итоге белое и черное.

Здесь вопрос в том числе в самих детях — поговорить потом об этом друг с другом, с педагогом, и узнать информацию из проверенных источников, а не из раскручиваемых тех или иных анонимных телеграм-каналов. Поэтому я считаю, что это важно. Когда мы в феврале-марте общались с самой молодежью, главный их запрос был: а может кто-то рассказать, что вообще происходит? Зачем, куда, как? Что делает государство? Потому что вводилось же очень много мер господдержки, законов. Об этом тоже люди должны знать.

О ситуации с ученицей в Тульской области, нарисовавшей антивоенный рисунок на уроке

Конкретно этот случай на контроле. Я общался с Марией Львовой-Беловой, уполномоченной при президенте по правам ребенка. Она лично была в Тульской области и встречалась с дочкой и семьей. Это находится на контроле. Там не так все просто, как сейчас пытаются преподнести разные медиа.

Я не буду вдаваться в подробности, потому что нюансы семейного дела. В этой семье [все], что сейчас происходит, я уверен, разрешится благополучно, в первую очередь для ребенка. Я в этом плане уважаю нашего уполномоченного, Марию Алексеевну, за ее вовлеченность и готовность брать самые сложные кейсы.

Если брать, в целом, то, конечно, здесь нужно адекватно относиться к любой ситуации. Но дискредитировать вооруженные силы — это запрещено в соответствии с законодательством. Для нас сейчас в условиях идущей специальной военной операции честь, достоинство людей, которые воюют на фронте — это самое ценное и самое главное. Ребенок, во-первых, несовершеннолетний.

У нас действует крайне гуманное законодательство в отношении несовершеннолетних, и никто никакое наказание для ребенка здесь не предусматривает. Здесь вопрос встает относительного того, почему эта позиция была сформирована. Это уже вопрос к службам опеки и прочее.

Я лично на все всегда смотрю критически и стараюсь адекватно принимать решения. Была мобилизация. И я понимаю, что это, с одной стороны, президентское решение, оно необходимо, и я его лично поддерживаю. С другой стороны, к сожалению, было так много бардака в регионах по отношению к мобилизации, что страдали порой невинные люди просто из-за того, что в наших военкоматах десятилетиями не обновлялась картотека, призывали абы кого, хотя решение президента было совершенно другим. Мне пришло десять тысяч обращений. И больше полутора тысяч человек мы смогли вернуть домой.

Всегда могут возникнуть какие-то перегибы, взять любую жизненную тему. Мы для этого и нужны — медиа, депутаты Госдумы, общественники — чтобы эти проблемы видеть, выявлять, сообщать о них либо решать самостоятельно, привлекать внимание правоохранительных структур, властей в целом, чтобы справедливость в конечном итоге восторжествовала.

Об отношении молодежи к мобилизации

У нас частичная мобилизация закончена. Президент об этом заявил. Для студентов самых разных форм обучения нами — Государственной Думой вместе с правительством — была инициирована и предложена президенту, он это поддержал, инициатива по отсрочке для всех студентов. Но я вам скажу, что я просил Минобрнауки, чтобы предоставляли академический отпуск тем, кто хочет уйти в СВО. И очень много кто уходил, у нас очень много добровольцев из молодых людей. Брали академический отпуск.

Очень много есть добровольцев, которые приходили в военкоматы и до сих пор приходят, и это происходит по разным причинам.

Молодежь бывает разная, в совокупности она у нас патриотичная. Она просто по-разному относится, потому что молодежь как таковая всегда про мир, мир во всем мире, пацифистски настроена, не вдаваясь в глубину политики, первопричин, последствий и всего остального. Пацифизм преобладает. Но то, что мы видим сегодня, молодые люди очень активно — также, как это было в COVID — участвуют.

Те, кто не на фронте, участвуют здесь, на гражданке, в гуманитарной помощи: помогают военнослужащим, пишут письма фронту, собирают гуманитарную помощь, записывают ролики, едут в гуманитарные миссии.

Мы на Донбасс организовали 140 гуманитарных миссий только за прошлый год. Все это разные молодые люди: кто поехал врачом, кто учителем, кто гуманитарку таскать, кто что делал, кто-то встречает их дома, когда бойцы приходят в военкомат. Кто-то сейчас помогает их дальше социализировать.

Это все наши люди, наши граждане, и в этом плане нужно чувствовать эту ответственность друг за друга. Молодежь чувствует эту ответственность, и в этом плане я горжусь теми молодыми людьми, которые сегодня живут в нашей стране.

О политике государства в отношении молодых исполнителей, которые выступили против конфликта на Украине

Я не могу сейчас здесь оценивать действия спецслужб и министерства юстиции, и всех, кто участвует в этой работе по признанию человека иностранным агентом. Надо видеть фактуру.

У нас есть четкий критерий попадания под статус иностранного агента. В первую очередь — это иностранное финансирование, которое связано с политикой или противоречит, скажем так, нашему государству. Уверен, что и с Моргенштерном* [этот же случай] в том числе. Я вообще не поддерживаю его творчество, если вы хотите мое мнение. То, что он несет порой, лучше, чтобы вообще его не было. Могу здесь зачитать, что делать с бургером…

Я не говорю, что [его] за плохое творчество признали. Я говорю о том, если брать того же Моргенштерна*, [он] не сделал ничего для того, чтобы в нашей стране быть позитивным персонажем. Просто то творчество, которое в его песнях, демонстрирует его жизненную позицию. Поэтому на диалог человек не способен. Вот в этом я уверен. Признали иностранным агентом — страна не много потеряла.

О протестах в Грузии против закона об иностранных агентах

Грузия тоже хотела принять закон об иностранных агентах, потому что такой закон действует и в Америке, и в других странах, только просто ей не дали это сделать. По сравнению с законодательством других стран, у нас наиболее мягкое законодательство, потому что ты можешь продолжить свою деятельность.

Если взять законодательство американское, некоторых европейских стран, вас, во-первых, выдворяют из страны, вас ограничивают в правах, там огромное количество финансовых, имущественных и других ограничений, которые наступают у иностранных агентов.

О том, что большинство признанных в России иноагентами уехали из страны

И очень хорошо. Мы очень счастливы от того, что все иностранные агенты из России уехали.

О том, нужно ли запрещать компьютерные игры

В целом компьютерные игры запрещать не нужно, безусловно. Я играл в компьютерные игры. Речь же идет не о запрете компьютерных игр, речь идет о блокировке компьютерных игр, которые нарушают российское законодательство. Это очень важно. Те игры, где те или иные законы России нарушаются, например, о дискредитации вооруженных сил России или какая-то пропаганда наркотиков, суицид, еще что-то, такие игры должны быть заблокированы.

Я уверен, что никакие компьютерные игры по такой логике [якобы из-за того, что они провоцируют в детях жестокость] блокировать в нашей стране не будут. И у министерства цифровой трансформации, и у коллег из профильного комитета по информационным связям и технологиям тема уже обсуждалась. Поэтому здесь любители CounterStrike или чего-то еще могут быть спокойны.

Вопрос в том, что, если эти игры нарушают законодательство, должна быть создана какая-то комиссия или механизм, которые это дело отсматривают и в случае чего блокируют. Это действительно нужно сделать.

*внесен Минюстом России в реестр иностранных агентов